Коллектив авторов - Девушки на выданье. Бал дебютанток

К дедушке часто приезжал его крестник, молодой офицер, с румянцем на щеках, довольно смазливый. Нужно же было брату моему сообщить мне под большим секретом, что я нравлюсь ему. Хотя я побранила брата, что он передает мне такие глупости, но это польстило моему самолюбию, и я стала воображать себе, что он тоже мне нравится. Поехали мы однажды кататься в линейке: он был с нами и сидел на противоположном конце от меня. Когда мы вернулись домой, тетушка меня позвала и с очень недовольным видом сказала, что Д. во время прогулки глаз с меня не спускал и что если этот молокосос и мальчишка позволить себе корчить влюбленного, то его принимать больше не будут, а мне она не позволить кокетничать с ним. Я чувствовала себя настолько оскорбленной этим незаслуженным выговором, что вся вспыхнула и ответила, что никому не могу запретить смотреть на меня, я же ни разу не взглянула на него, кокеткой никогда не была и не буду. Признаться, я даже не понимала значения этого слова. Обиженная, я ушла в свою комнату, расплакалась и целый вечер не показывалась; глаза опухли и покраснели. Но этот урок был достаточен, чтоб Д. перестал мне нравиться; я не могла простить ему, что из-за него получила незаслуженный выговор и плакала. Если это можно назвать романом, то он был первым.

13-го сентября была годовщина кончины матери, и мы вскоре уехали обратно в Гельсингфорс; траур мы носили год и шесть недель.

Вот дикий обычай; о нем должны были, по крайней мере, предупредить меня. Понятно, что после этого я никогда больше не соглашалась быть восприемницей. Когда моему куму передали, что я ужасно обиделась на него и сердита, он подошел сконфуженный, извинился, пробормотал что-то, чего я даже не расслышала, и куда-то скрылся.

Все время, проведенное мною в Финляндии, я вспоминаю с удовольствием и благодарностью. Общество меня чересчур баловало. До тех пор, пока я не приеду на вечер, танцы не начинались, и мне предоставлялось назначать их по моему усмотрению. Не знаю, чем я заслужила общее расположение. Подруги мои, родители их, старики и старушки, могу сказать без всякого хвастовства, любили меня; к последним я была всегда предупредительна и внимательна, говорила по-шведски с теми, которые не знали другого языка. Мы веселились от души на этих бесцеремонных и незатейливых вечерах; туалеты самые скромные, белое кисейное, барежевое или mousseline de laine платье, волосы зачесаны гладко, бантик или живой розан, сафьянные башмаки с перевязанной крестообразно лентой сверх чулка, вот и весь наряд. Угощение состояло из чая и питья. В редких случаях подавалось мороженое, а ужин разносился после мазурки и состоял из тартинок и кипяченого молока с пивом, так называемого Bierkase (Ollust), которое все очень любили. Бульон являлся на больших балах, даваемых в торжественные дни царских праздников генерал-губернатором. Отсутствие роскоши, радушие хозяев и непринужденность носили отпечаток семейных вечеров.

В ответ на все приглашения отец решился дать у себя танцевальный вечер. К семи часам съехались наши милые моряки с женами и молодежь. Восьмой был час, кареты слышно ездят взад и вперед, а остальные гости не являлись. Тогда пришла мне мысль посмотреть, не висит ли в сенях над дверью ящик, так называемый у них visit lado. Злополучный ящик действительно висел, а вывешивается он тогда, когда нет дома, чтоб даром не звонить. В него опускались визитные карточки. Как только ящик был снят, зал наполнился гостями. Видели, что дом освещен, а церемонились войти потому, что ящик не снят. В Финляндии были и другие обычаи. Ездили вечером на огонек: если увидят, что в люстре зажжен огарок, это значило – «милости просим».

Утренние визиты вообще делали очень редко; мужчины все более или менее были заняты службой, а хозяйки и матери, дорожа золотым временем, не тратили его напрасно. Перед праздником закладывалась вечером карета, человека снабжали списком и визитными карточками, которые он развозил, стоя на запятках с фонарем в руках. Лестницы в неприемные дни не освещались. Объехав все знакомые дома и опустив карточки в вывешенные ящики, он возвращался домой. Все знали, что карточки развозятся, но делали вид, что были лично.

На следующий год меня и сестру Aline отец с тетушкой взяли с собой в Петербург. Меньшие сестры и братья остались в Ревеле у дедушки. В столицу мы прибыли на пароходе. Главною целью нашей поездки было для сестры усовершенствоваться в музыке, к которой она имела способность, и для нас обеих брать уроки танцев, исключительно характерных для приобретения гибкости и грации, а вместе с тем дать нам возможность видеть торжества по случаю предстоящего бракосочетания великой княжны Марии Николаевны с герцогом Лейхтенбергским. Погостив несколько дней в Кронштадте у тетушки Веры Леонтьевны Ивановой, муж которой был переведен туда из Ревеля, мы поселились в Петербурге в доме одних родственников, которые предоставили нам свою квартиру. Сами они были в деревне.

Мы часто ездили в Павловск к родственнице нашей, Марии Христофоровне Шевич, рожденной Бенкендорф, сестре шефа жандармов. С невольным страхом мы в первый раз сели в вагон Царскосельской железной дороги, которая была открыта только весной. Для нас это было диковиной.

Ко дню бракосочетания великой княжны г-жа Шевич прислала нам билеты для входа на хоры Зимнего дворца к выходу, обеду и балу куртаг. Мы отправились заблаговременно, в надежде получить хорошие места, но, к нашему разочарованию, перила хор были заняты дамами в нисколько рядов, и нам пришлось стоять совсем позади, откуда положительно ничего не было видно. Как только начался выход, вся толпа ринулась вперед, иные локтями проталкивали себе дорогу, а у одной барыни были в ходу булавки, она колола вправо и влево, кто вскрикнет, кто взвизгнет, а кто бранился. Нас, которые никогда ничего подобного не видели, эти сцены поражали. Духота была невыносимая, многим делалось дурно, кого выводили, а кого даже выносили. Наконец я спросила тетушку по-французски, не лучше ли нам уйти, потому что мы решительно ничего не видим, и прибавила: «je suis sure que m-me Schevitch nous cherche des yeux et s’étonne de ne pas nous voir, nous ayant indique la place que nous devions occuper». При этих словах дама, стоявшая передо мной, обернулась и предложила занять ее место, обещав провести нас вперед; она шепнула что-то стоявшим перед ней, вероятно, знакомым, те раздвинулись, и она втолкнула нас вперед. Благодаря ей мы отлично видели, когда новобрачные и вся царская семья возвращались из церкви. Как изящен и богат придворный русский костюм; вместе с тем он носит отпечаток чего-то родного, национального. Во время обеда играло несколько хоров музыки и пели артисты итальянской оперы. Вечерний бал состоял только из полонеза.