Хью Томас - Великая Испанская империя

Другой обязанностью чиновников из числа criollo было устройство торжеств и празднеств. Современный историк Чарльз Гибсон проницательно заметил, что, если правители прекращали устраивать праздники, их переставали слушаться. Весьма похоже на поведение чиновников в Древнем Риме, не правда ли? ‹‹190››

Во второй половине шестнадцатого века главным учреждением испанских и американских городов являлся cabildo, городской совет. Это слово часто использовалось в Испании, особенно в Андалусии, в качестве замены для слова ayunta-miento. В состав большинства cabildos входили два магистрата (alcaldes) и около десяти советников (regidores).

Основными официальными доходами, которые, как ожидалось, будут получать все имперские учреждения в Америках, были, во‑первых, квинта (quinta), то есть пятая часть добычи (золота, серебра, бриллиантов и прочих драгоценных камней); во‑вторых, таможенные пошлины (almojarifazgo); в‑третьих, дань с naturales (туземцев); в‑четвертых, иные налоги, например, media anata (средняя годовая рента на церковные и мирские учреждения) и cruzada (налог, суливший благую жизнь после кончины).

Помимо сбора налогов, экономическая политика испанской империи опиралась на принципы, которые позднее стали трактовать как «меркантилистские». На практике это означало, что торговля была монополизирована метрополией на родину и управлялась из Севильи; любая экономическая деятельность, способная составить конкуренцию испанской, была запрещена. Развитие товарооборота между колониями сдерживалось бюрократическими препонами ‹‹191›› , а торговля с метрополией велась только из Портобело и Номбре-де-Диос, порта Картахены (на территории нынешней Колумбии), и еще из Веракруса в Новой Испании.

В декабре 1556 года в Кадис назначили нового чиновника, которому полагалось регистрировать корабли, отплывавшие из этого порта в Индии; к тому времени песчаные отмели Санлукара стали доставлять столько хлопот морским кораблям, пытавшимся уплыть из Севильи, что обычный маршрут пришлось изменить. Этим новым чиновником был Хуан де Авила, которому вначале платили 112 000 мараведи (см. Глоссарий) в год; после 1557 года эта сумма возросла до 130 000 мараведи. С той поры все отплывавшие в Америку суда принимали груз на борт в Кадисе и отправлялись в плавание из кадисской гавани; но пассажиров регистрировали по-прежнему в Севилье, а всем возвращавшимся кораблям надлежало следовать прямиком в Севилью, даже если они отплывали в Индии из Кадиса ‹‹192›› . (Обратный путь вверх по течению Гвадалквивира был проще, и отмели мешали не так сильно.)

Несмотря на перечисленные ограничения, имелось немало положительного в контактах, которые позволяли установить культурные связи с Новым Светом. К примеру, особое внимание уделялось образованию. Университеты появились в Мешико / Теночтитлане и в Лиме (Сан-Маркос) в 1551 году, а в Санто-Доминго (имени святого Фомы Аквинского) — семь лет спустя. Во всех этих учебных заведениях использовался опыт университета Саламанки. Первая колониальная типография была открыта в Мешико / Теночтитлане вице-королем Мендосой в 1535 году. Ее руководителем стал Хуан Кромбергер, сын знаменитого Хакоба Кромбергера из Севильи. О степени его успехов можно судить по списку имущества в завещании (Хуан умер в 1540 году). На складах типографии хранилось 446 экземпляров «Амадиса Галльского», более 1000 экземпляров «Espejo de Caballerías» [40](прозаического перевода романтического эпоса Матео Боярдо «Влюбленный Орландо» [41]) и 325 экземпляров трагикомедии «Селестина» Фернандо де Рохаса; у Хуана печатных книг было больше, чем упоминалось в завещании его отца Хакоба, скончавшегося в 1529 году ‹‹193›› .

Мексиканские писцы и художники ощутили себя востребованными в эпоху имперского правления: они писали христианские фрески и расписывали кодексы, которые считались способом учета дани с туземцев и юридическими доказательствами в судах. Многие мексиканские религиозные объекты были «адаптированы» под христианскую веру. Так, большая индейская чаша из базальта стала купелью для крещения в столичном соборе, пускай резьба на ней снаружи свидетельствовала, что ранее эта чаша использовалась в человеческих жертвоприношениях ‹‹194›› . Местные живописцы создавали замечательные композиции христианских образов на основе европейских печатных листов. Разрисовывание рукописей не только служило целям религиозной пропаганды, но и являлось дополнительным доказательством в спорах о наследовании и имуществе, о статусе и трудовых затратах. Кроме того, эти рисунки находили и иное применение: знаменитый, ныне утерянный lienzo de Tlaxcala, «холст из Тлашкалы» (ок. 1550) искажал историческую правду в угоду политике; на нем изображалось братание Шикотенкатля, владыки Тлашкалы, с испанцами в 1520 году, а опускалось то обстоятельство, что ранее этот владыка доблестно сражался против завоевателей ‹‹195›› .

В обоих Новой Испании (Мешико) и в Перу (Лима) 1560-е годы ознаменовались необычными событиями. Сначала обсудим происходившее в Новой Испании. С одной стороны, было достигнуто понимание между испанскими конкистадорами и покоренными индейцами. Контролируя американское общество сверху и опираясь на местных старейшин (тлатоков), Кортес и его сотоварищи и преемники с легкостью подчинили себе тысячи индейских работников. Францисканский монах святой Мотолиния свидетельствовал об этом в своем опровержении «гнусных преувеличений», как он выражался, Бартоломе де Лас Касаса ‹‹196›› . В дальнейшем большинство индейцев перешло в прямое подчинение короны. Завоевание существенно ослабило недавно крепкие племенные союзы, наподобие тех, что имелись в Мексике, и укрепило менее сплоченные союзы, вроде Чалка ‹‹197›› . В 1564 году visitor Херонимо де Вальдеррама, гражданин Талаверы-де-ла-Рейна и выпускник университета Саламанки, докладывал королю, что святые отцы как будто надеются на скорое отмирание обычая выплаты дани. (Следует отметить, что эта индейская дань составляла немалый процент общего дохода колоний.) В 1561 году городской совет Мешико / Теночтитлана рекомендовал, чтобы шесть из двадцати четырех советников в городе впредь были индейцами. Следует «всемерно закреплять сотрудничество и близость двух народов». Современный историк Феликс Хинц полагает доказанным, что древние индейские культуры «никоим образом не подавлялись полностью, они искоренялись лишь частично, а многие [коренные] культуры благополучно пережили завоевание» ‹‹198›› .

Ряд реформ, на которых настаивали завоеватели, виделся безотлагательным — в первую очередь это отказ от человеческих жертвоприношений, ликвидация мексиканского жречества, установление моногамии, ликвидация прежних мексиканских школ и отмена былой системы дани. Другие реформы являлись менее очевидными, к примеру, стремление «гуманизировать» положение туземцев-рабов по сравнению со свободными работниками и вообще положить конец практике рабовладения. Также вскоре испанская корона позволила индейским принципалам — бывшим аристократам павшего режима, членам старых королевских семейств и даже просто старейшинам — носить мечи, пользоваться огнестрельным оружием и ездить на оседланных и взнузданных лошадях. Некоторые местные князьки вернули себе прежние титулы и владения и обрели возможность передать имущество и чины своим потомкам ‹‹199›› .