Федор Синицин - Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945

В трудармии советских немцев также часто принимали за нацистов — «тех самых немцев, которые жгли русские города и сёла, убивали отцов, мужей, братьев и сыновей». За «своих» немцев даже не желали вначале принимать собратья по несчастью — трудпоселенцы, депортированные с Украины, — говоря, что немцы не могут быть «советскими» [2003]. Хотя со временем такое отношение менялось, тем не менее и в День Победы 9 мая 1945 г. десятник на шахте в Киселевске сумел испортить праздник немцам-трудармейцам, честно трудившимся всю войну, объявив: «Это не ваша победа, это поражение немцев». В ответ трудармейцы ему сказали, что «День Победы — для всех, независимо от национальности». Десятник извинился — «мол, это была шутка». Однако его «шутку» немцы справедливо «восприняли как плевок в лицо» [2004].

Советских немцев постоянно призывали искупить некую мифическую «вину» [2005]. Р. В. Плюкфельдер вспоминает, что на митинге перед отправкой женщин-немок в трудармию в январе 1943 г. военком сказал: «Вероломные убийства и разбой творят ваши сородичи, немцы с земли ваших предков. Но в Германии есть коммунисты, которые выступают против Гитлера. И мы считаем, что вы должны быть солидарны с ними!» [2006]Такие чиновники не понимали или не хотели понимать, что советские немцы были гражданами и коренными жителями СССР, не имевшими отношения к Германии.

Ситуацию усугубляло то, что многие граждане Советского Союза часто не имели представления о том, что на территории страны издавна жили «свои» немцы [2007], и мало знали о немцах вообще. По воспоминаниям детей военного времени, они думали, что немцы — это вообще «не люди», так как «их… видели только в кино» [2008]. Р. В. Плюкфельдер вспоминает, как ему говорили местные жители: «Нет, не похож на немца. Русский ты» [2009]. Очевидно, они представляли немцев не иначе как чудищ с рогами. Это подтверждают воспоминания Г. А. Вольтера: «Кое-кого из нас на полном серьёзе просили снять шапку, дабы убедиться, что у него нет рогов, какие изображались на головах гитлеровцев в газетах и на плакатах того времени. Не обнаружив на стриженых головах ожидаемых бугорков, многие приходили к выводу, что мы, кажется, не настоящие фашисты… Было высказано и другое, не лишенное остроумия мнение: „Это фашисты, но без рогов. Другая порода“» [2010].

Отношение к советским немцам стало меняться, когда местные жители осознали, что немцы СССР и Германии — это разные люди [2011]и что «свои немцы» никакого отношения не имеют ни к нацистской агрессии, ни к немцам Германии. Люди стали говорить про германцев: «Это они напали на нас, а не наши немцы». Р. В. Плюкфельдер вспоминает, как на реплику милиционера про депортированных немцев: «Что вы этих фашистов защищаете, ведь они убивают ваших мужей и сыновей на нашей же земле, всю Европу утопили в крови!» — жительница деревни ответила: «Но это же наши, русские немцы!» Местные жители защищали советских немцев в разных ситуациях, утверждая, что те «ни в чем не виноваты» [2012]. Понимали это и фронтовики. Е. Граубергер вспоминает: «Когда… стали возвращаться фронтовики после госпиталей, отношение к нам изменилось. Не припомню случая, чтобы кто-нибудь из бывших солдат обронил в адрес советских немцев даже грубое слово» [2013].

Однако трудно в условиях военного времени было воспринимать советских немцев по-человечески, «увидеть за своими „похоронками“ и собственным горем чужое, да ещё „немецкое“ горе» [2014]. Намного проще для некоторых людей было иметь немцев под рукой в качестве «козлов отпущения». По воспоминаниям Р. В. Плюкфельдера, обстановка вокруг немцев была накаленной, «порой доходя до рукоприкладства», так как «похоронки все шли и шли». Когда хозяйка дома, где жила семья Плюкфельдер, получила похоронку на мужа, «она была вне себя», стала их избивать, выбросила из избы их вещи, затем бросилась за ними с топором, крича: «Зарублю проклятых фашистов, свалились тут на мою голову!.. Как же можно убивать людей, проклятые немцы!» [2015]

Советские немцы были легкой жертвой, причем не только для мести тех, кто потерял родных на фронте, но и для отдельных призывников, которые «хулиганили, искали, с кем бы подраться, получали минимальный срок, но избегали фронта», а также для тех чиновников, которые по разным причинам не были на фронте, но пытались сделать карьеру на страданиях депортированных немцев [2016]. У отдельных граждан порой вызывало непонимание гуманное отношение к немецким военнопленным. В их вопросах и высказываниях чувствовалось желание мстить на территории Германии, неприятие мира с противником до полнейшего его истребления: «Почему Красная армия не издевается так над немцами, как немцы издевались над нашим населением», «кто… будет отвечать за все злодеяния и зверства, совершенные гитлеровцами в СССР», «как будет наказана Германия после ее разгрома» [2017].

Сами советские немцы, естественно, тяжело воспринимали ненависть и вражду по отношению к ним, когда власть и народ в их собственной стране вели себя так, «будто не гитлеровцы», а советские немцы «были виновниками проигранных битв, бесчисленных жертв и чинимых оккупантами зверств на захваченной территории» [2018]. «Горечь и ярость» вызывало постоянное напоминание о национальном происхождении советских немцев [2019]. Распространены были настроения, что власти «просто издеваются над немцами» и их «за людей не считают» [2020].

Однако следует сказать о многочисленных проявлениях человеческого, доброжелательного отношения к немцам. При осуществлении депортации в сентябре 1941 г., по воспоминаниям Я. Галлера, местные жители бросали немцам «деньги, хлеб, булочки, огурцы». Позднее, уже в трудармии, он «остался жив только благодаря многим хорошим и сердечным людям» из числа местного населения [2021]. Русские соседи помогали укрываться тем немногим немцам, которые избежали депортации и прятались от НКВД [2022]. Во многих местах, где были размещены депортированные немцы, проявлений ненависти к ним не было [2023]. Наоборот, руководители, вольнонаемные рабочие, большинство местного населения не только относились к мобилизованным немцам доброжелательно, но нередко помогали им, делясь хлебом и другими продуктами [2024]. После Победы к депортированным немцам, по воспоминаниям Р. В. Плюкфельдера, «местное население относилось нормально», «никто не говорил: мол, мы вас победили» [2025].

В годы войны в СССР совершалось немало смешанных браков, в которых один из супругов был этнический немец [2026]. В тех лагерях трудармии, где режим был слабее, процветало свободное общение мобилизованных немцев с местным населением, имели место неофициальные браки, в том числе с вольнонаемными работниками предприятий [2027].

Отмечалось терпимое отношение к немецким военнопленным в тех городах, которые не знали оккупации, вплоть до того, что пленные могли без опасности для себя передвигаться по городу без конвоя [2028]. В СССР, в отличие от нацистской Германии, как справедливо отмечает В. Б. Конасов, «вместо геноцида против обезоруженных солдат и офицеров вермахта в ход было пущено гораздо более цивилизованное оружие: разоблачение бесчеловечной фашистской идеологии и практики, с одной стороны, и пропаганда гуманного отношения к поверженному противнику — с другой» [2029]. На тех советских заводах, где немецкие военнопленные и советские граждане работали вместе, они вступали в контакт друг с другом. Широкий характер приобрели «дружеские беседы, ухаживания, тайные встречи, совместные выпивки и прочие „интимные связи“». За подозрениями в «интимных связях» нередко скрывалась обычная жалость и стремление помочь военнопленным. Такие нежелательные с точки зрения государственной политики дружеские взаимоотношения приобрели «особый размах и политическое звучание». В июне 1944 г. была издана специальная директива НКВД о решительных мерах по пресечению этого явления. Однако вплоть до репатриации военнопленных эту «проблему» решить так и не смогли [2030].