Константин Гапоненко - Как жили мы на Сахалине

Недавно сели мы смотреть серию снимков, и больной Алексей Петрович вспыхнул радостью.

— Давно это было, на «Менжинском». Обратите внимание на эту миловидную женщину. Знакомство наше состоялось при обстоятельствах в какой-то степени даже комических.

Хорошо помню вечер 25 мая 1962 года — роскошный закат над Татарским проливом, огромный малиновый диск солнца у мглистого горизонта, спокойная гладь притихшего моря. Катер, отчаливший от пирса Правдинского ковша, далеко погнал волну. Я единственный пассажир на нем, еду на борт плавзавода «Менжинский», на должность помощника капитана по производству. До сих пор я был береговым рыбообработчиком, а теперь открывается новая страница в моей жизни, и этот очаровательный вечер служит красочной иллюстрацией к ней.

Я взволнован: прошло шестнадцать лет с того дня, когда меня, демобилизованного офицера, никогда раньше не видевшего моря, на рыбацкое дело благословил сам Валерий Александрович Джапаридзе, тогдашний начальник Южно-Сахалинского государственного рыбопромышленного треста Наркомрыбпрома СССР. Уже давно существует Главсахалинрыбпром, уже девять лет, как Джапаридзе уехал с Дальнего Востока, а в памяти живо трудное начало моей рыбацкой судьбы. Что теперь ждет меня на этой громадине, по сравнению с которой катер кажется майским жуком?

Подали трап, на палубе меня встретил крепким рукопожатием капитан-директор Иван Илларионович Шелестов: «Заждались!». Время ужина уже прошло, но по рыбацкому гостеприимству меня накормили отменно и тотчас проводили в капитанскую каюту. Иван Илларионович контурно очертил ситуацию. Прежний капитан-директор ушел с судна и увел с собой зама по производству и старших мастеров. Мастера не ладили с рабочими, чересчур пеклись о своем авторитете, сейчас сидят на берегу, ждут судовую делегацию с низким поклоном.

— На поклон мы к ним не пойдем, — твердо сказал Иван Илларионович. — Вздорный характер хуже шторма. Основная тяжесть производственных забот ляжет на тебя, а о выдвиженцах посоветуемся с людьми сегодня же, после товарищеского суда.

— Кто же тут проштрафился?

— Женщина. Двоих мужиков отдубасила.

— Неужто? Что же это за мужики такие?

— Легче сказать, что за женщина. Одинокая, приехала с Алтая, имеет медаль «За трудовую доблесть» и медаль ВДНХ за успехи в животноводстве. Попытались двое проверить упругость ее грудей, так одному нанесла, как зафиксировано в документе, черепно-мозговую травму, другому вывихнула руку. Теперь им надо больничный оплачивать.

Спустились мы в судовой клуб. Это довольно просторное трюмное помещение, красочно оформленное. Здесь проводят собрания, читают лекции, демонстрируют кинофильмы, организуют вечера отдыха с танцами.

За столом с красной скатертью сидит первый помощник капитана Николай Маркович Аксененко, рядом женщина карандаш точит, готовясь вести протокол. Нам с капитаном поставили стулья сбоку, так что виден почти весь зал. Бегло оглядываю лица, пытаясь определить виновницу затеянного мероприятия. В моем воображении представлялась бой-баба с дюжими руками и физиономией мясника, обозленная на весь мужской род. Вижу, что и моя персона вызывает интерес, из рядов бросают любопытные взгляды — присматриваются к новому начальнику.

Потребовав тишины, помполит начинает:

— Сегодня нам надо рассмотреть дело о хулиганских действиях работницы Валентины Сериковой. В нашем коллективе не должно быть таких проявлений.

Тут же вскакивает добровольная защитница:

— Почему вы ставите вопрос о хулиганстве Вали Сериковой, а не о тех, кто к ней приставал? Дала по зубам — правильно сделала!

— А что получится, если каждый начнет чинить самосуд?

Аксененко обводит присутствующих строгим взглядом, но зал отзывается веселыми репликами. Дело хоть и щекотливое, но всяк мнит себя специалистом и спешит выкрикнуть свое мнение.

— Хорошо получится! Мало всыпала.

— Тоже недотрога нашлась, девочку из себя корчит.

— А почему в отношении работницы каждый может распускать руки?

— Возбудить уголовное дело о рукоприкладстве!

— Больничные им оплатить за ее счет, вот и все!

— Больничные им вообще не оплачивать, списать на берег — курам на смех!

Одна, бойчее всех, напирает на Аксененко:

— Вы, представитель партии, кого должны защищать — одинокую девушку или всяких нахалов?

— Я за порядок, за нормальную обстановку в коллективе, — держит линию помполит. — А подобные случаи порождают нездоровые отношения. Какие будут конкретные предложения?

— На цепь их сажать после смены!

Встал Геркулес, пророкотал басом:

— Беру ее на поруки, пускай коллектив резолюцию примет.

Смех, гвалт, остроты, подмигивание, подталкивание локтями,

ухмылки, откровенное зубоскальство. Новгородское вече!

— Товарищи, требую порядка! Нельзя серьезное мероприятие превращать в комедию. Высказывайтесь по одному. Товарищ Серикова, вам предоставляется слово.

Все уставились на главную героиню. Сидит в окружении подруг симпатичная особа отнюдь не богатырского сложения, волосы черной волной обрамляют лицо, открытая чарующая улыбка играет на губах. Вины за собой она не чувствует никакой, поэтому не считает нужным встать, смотрит смело, весело.

— А зачем мне ваше слово?

— Да не мое слово, а ваше слово!

— Я и говорю: зачем мне ваше слово?

Зал разражается хохотом. Помполиту ничего не остается делать, как улыбнуться и махнуть рукой.

— С вами совсем запутаешься.

Видя, что товарищеский суд превращается в фарс, капитан- директор встает. Устанавливается тишина.

— Будем считать вопрос исчерпанным. Представляю вам своего помощника по производству.

Я встал, отвесил легкий поклон. Зал ответил мне множеством улыбок.

— Потянем производство без прежних мастеров?

— Потянем!

— Кого на их место?

Давешний Геркулес сделал жест в глубину зала:

— Слесаренко Таисию Федоровну. И дело знает, и людей уважает. Лучшего мастера не найти.

— Что скажет вторая смена?

— Предлагаем Марию Григорьевну Гайнатулину.

— Все согласны?

— Все!

Назначить человека мастером мало, он еще должен стать им, утвердиться в практической повседневности. Для этого нужны знания и опыт, приобретаемые годами. Мы решили придать этому процессу ускорение и развернули экономическую учебу, вовлекая в нее мастеров, бригадиров, рабочих. Тогда повсеместно внедрялись школы передового опыта, кружки экономической учебы; на занятия слушатели приходили с тетрадями, вели записи, составляли конспекты, вникали в расчеты. Таисия Федоровна, обладая организаторскими достоинствами, имела недостаточную общеобразовательную подготовку и не могла на должном уровне вести отчеты. Нами было принято беспрецедентное решение — назначить ей в помощь учетчицу, с которой они вместе стали проходить курс наук.