Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии

Но вернемся к году 1921-му. Уже в первые месяцы после создания штурмовых отрядов (СА) нацистские громилы, теперь уже одетые в свою униформу — коричневые рубашки, в многочисленных нападениях и стычках (особенно известной стала «битва в пивном зале «Хофбройха-уз»» в ноябре того же года) показали себя террористической гвардией, далеко превосходящей в жестокости все другие правоэкстремистские военизированные формирования. Выражение «СА марширует» стало в Мюнхене понятием вполне однозначным. Нацисты все больше появлялись в поле зрения общественности. О Гитлере, с помпой принимавшем парады своих одетых в коричневую форму «партайгеноссен» (или, как их сокращенно называли, «пэ-гэс» [10] Аббревиатура от нем. Parteigenossen (PC’s) — так на нацистском жаргоне именовались члены гитлеровской партии. ), его подручными стали создаваться целенаправленные легенды. Даже Эккарт, еще год назад оценивавший нацистского главаря весьма пренебрежительно, с конца осени 1921 г. стал восхвалять «фюрера» в «Кёлышшер беобахтер» 6.

Поначалу термин «фюрер» (вождь) применительно к Гитлеру был более или менее синонимом понятия «председатель партии». Но те, кто пустил его в оборот, в перспективе рассчитывали поставить на пользу нацистскому движению живущую в праворадикальных кругах тоску по «обновителю рейха». Такое мессианское «ожидание прихода фюрера» раздувалось почти всеми правыми политиками. Тем самым они объективно (и во всевозраставшей мере субъективно) работали на гитлеровский фашизм.

Например, консервативный теоретик Артур Мёллер ван ден Брук в 1923 г. в своей книге «Третий рейх» (название которой нацисты сделали своим пропагандистским девизом) писал о «готовности к восприятию идеи фюрера» 7. А модный в то время философ социал-дарвинист Освальд Шпенглер, присовокупивший в 1919 г. к своей известной книге «Закат Запада» эссе в духе «немецкого социализма» с программным заголовком «Пруссачество и социализм», внушал надежды на нового цезаря, который, однако, по его мнению, мог появиться отнюдь не из числа демагогов, презрительно названных им «барабанщиками и свистунами»". Влиятельный политик, бывший председатель фракции консерваторов в рейхстаге, будущий председатель партии немецких националистов граф Вестарп в одном пропагандировавшем «прусскую государственную идею» журнале, который позже возвестил свое желание «открыть путь… тому, кто должен прийти», взывал о появлении «в надлежащий час» ниспосланного богом государственного мужа 9.

Широкие круги буржуазии, в том числе и мелкой, считали будущим фюрером генерала Людендорфа, который в качестве фактического главы Верховного военного руководства (ОХЛ [11] Аббревиатура от нем. die Oberste Heeresleitung (OHL). Подробно об атом см.: Руге В. Гинденбург. Портрет германского милитариста. М… 1981. ) второго и третьего состава приобрел репутацию политика силы, не знающего никаких пределов дозволенного и не ведающего никаких угрызений совести. В Баварии многие реакционеры возлагали свои надежды и на главного представителя клерикальной реакции Риттера фон Кара. Ведь на Людендорфе (несмотря на милитаристскую легенду об «ударе кинжалом в спину», якобы нанесенном армии спартаковско-пацифистским тылом), как ни верти, лежал позор проигранной войны. В свою очередь Кар вызывал у многих подозрение в баварском сепаратизме, которого он почти не скрывал.

Поэтому в окружении фашистов и зародилась мысль, что именно из их среды появится кто-то доселе неизвестный и покажет себя «сильным человеком». Например, Эпп, еще не будучи нацистом, заявил однажды: «Во главе должен встать тот, кто пустит в ход пулеметы. А сброд пусть накладет в штаны от страха. Офицер мне не нужен — к офицерам в народе больше нет уважения. Лучше всего подошел бы рабочий с хорошей глоткой… Ума ему много не надо… Пусть будет холостяком — этим мы приманим женщин» 10. Аналогичные желания высказывал в середине 1921 г. и Рудольф Гесс. В своей (отмеченной университетской премией!) семинарской работе на тему «Как должен выглядеть человек, который сможет спасти Германию?» он писал: «Такой человек, если нужда заставит, не остановится и перед кровопролитием… Дабы достигнуть своей цели, он перешагнет и через своих ближайших друзей… Если потребуется, он сумеет растоптать кирасирским сапогом и целый народ, и отдельного человека» 11.

Однако поначалу даже нацисты, рисовавшие такие картины будущего, не думали, что именно лишенный всякого творческого начала и душевно неуравновешенный Гитлер поднимется на пьедестал столь страстно желаемого ими «фюрера». Даже когда Эккарт, окрыленный приходом к власти возведенного в ранг «дуче» главаря итальянских фашистов Муссолини, в последних числах октября 1922 г. начал все чаще распространяться в «Фёлькишер беобахтер» насчет «нашего фюрера Адольфа Гитлера», ближайшие сотрудники нацистского лидера еще возражали против такой «подачи» человека, который не блистал ничем, кроме демагогии. Симптоматично в этом отношении письмо Федера, направленное Гитлеру в августе 1923 г. В нем он упрекает нацистского босса в недостаточной способности к координации, обвиняет его за «анархию» в руководстве НСДАП, начисто отрицает наличие у него способности «отличать важное от не важного» 12.

Когда сочинялось это письмо, Гитлер, которому ликование вокруг его персоны на всех нацистских сборищах и парадах все больше ударяло в голову, уже порядком попривык к роли «фюрера», стоящего над всеми. Однако иногда он еще подчеркивал, что его миссия лишь в том, чтобы подготовить путь чему-то «более крупному». «Можно привести, — замечает в данной связи марксистский историк фашизма Курт Госсвайлер, — столь же доказательные факты, что уже в июле 1921 г. и во всяком случае в конце 1922 г. Гитлер чувствовал себя «фюрером», «вторым Муссолини». Вместе с тем, и это можно подтвердить фактами, он заявлял, что даже к моменту путча (ноябрь 1923 г. — В. Р.) и много позже воспринимал себя не как будущего диктатора, а всего лишь как «барабанщика».

Это весьма просто объясняется тем, что, будучи психически весьма неустойчивым, Гитлер, как и в любом другом вопросе, и в этой своей роли был в высшей степени зависим от внешних влияний, от собственного настроения и т. п. Объективной основой колебаний его самовосприятия между «барабанщиком» и «фюрером», между «Иоанном» и «мессией» служило то силовое поле, в котором он находился с лета 1921 г. Могущественные концерны и их властелины признавали его фюрером партии только до тех пор, пока он был готов довольствоваться ролью «барабанщика» и помощника. Влияние же его на массы росло в той мере, в какой он умел подавать им себя в качестве спасителя и избавителя, стоящего выше всех земных властей.