Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии

Однако не следует полагать, будто влиятельные круги германского промышленного и банковского капитала как бы внезапно решили вопрос в пользу зарождавшегося фашизма. Прогрессивный американский историк Джордж Хальгартен верно констатирует: германские крупные предприниматели («на которых не производило никакого впечатления любое мнение, если оно не принадлежало по меньшей мере генеральному директору какого-нибудь крупного промышленного концерна») выдавали «свои собственные интересы за интересы нации» и стремились к проведению «новой германской политики силы», которая должна была «зиждиться на военной основе». Однако он допускает некоторое упрощение, утверждая, что «капитаны индустрии вели доверенный им гигантский корабль через ураган времени с железным спокойствием», прокладывая курс, конечной целью которого были фашистская диктатура и война 21.

Ни о каком «спокойствии», а тем более «железном», о фаталистической уверенности германского монополистического капитала в своей победе тогда не могло быть и речи. Напротив. Симптоматично уже то, что один из самых влиятельных владельцев концернов, Альберт Баллин, во время Ноябрьской революции в отчаянии покончил жизнь самоубийством. Лихорадочный, зигзагообразный курс «капитанов индустрии» показывает также то, что Гуго Стиннес в революционные дни решил выступать за либеральную партию, а потом склонился к Штадтлеру, в 1920 г. поддерживал Каппа, а в заключение стал вдохновителем путчистских планов 1923 г.

Его уже упоминавшийся коллега Кирдорф, закоренелый «пангерманец»,» возглавлявший Рейнско-Вестфальский угольный синдикат, в 1919 г. в письме Классу причитал, что потерял веру в немецкий народ («германскую бестию»!), и заявлял, что отходит от всякой политики 22. Потом он вдруг снова почуял живительную струю, стал поддерживать немецких националистов и под конец, как мы еще увидим, сделался главным покровителем фашизма в Рурской области. И другие заправилы концернов, например крупный банкир (впоследствии главный фашистский преступник) Яльмар Шахт и Пауль Зильверберг (поставивший своеобразный «рекорд» одновременного членства во множестве наблюдательных советов), тоже неоднократно меняли свою позицию.

Следовательно, уместно говорить не о «железном спокойствии», а о непостоянстве политических позиций и растерянности боссов монополий, которых повергли в состояние неуверенности и страха Великая Октябрьская социалистическая революция в России, поражение Германии в первой мировой войне, Ноябрьская революция 1918–1919 гг., угроза социализации промышленности и рост немецкого революционного движения. Заправилы концернов, стремясь приспособиться к возникавшему новому соотношению сил, постоянно экспериментировали в области политики, чтобы найти подходящие средства оградить себя от опасности, укрепить свою власть, а для этого найти и поставить на ноги необходимых подручных. К числу таких экспериментов, результат которых отнюдь не был заранее определен, следует отнести также поощрение и финансирование гитлеровского фашизма, который, дабы вообще остаться на политической сцене, должен был непрерывно лезть из кожи вон, чтобы оправдать доверие своих покровителей и кредиторов.

Насколько благоприятны были условия для того, чтобы испробовать нацистов на деле, видно, в частности, на следующем примере. Именно тогда (в октябре 1922 г.) Стин-нес направил американскому послу секретный план «оздоровления» Германии, предусматривавший на 10–15 лет вперед 10-часовой рабочий день без повышения заработной платы, кары за участие в любой забастовке, как за уголовное преступление, «поощрение аккумуляции капитала… и восстановление уважения частной собственности». Эти и аналогичные меры, которые означали бы огромный рост эксплуатации трудящихся, лишение их всех прав, следовало, по представлениям Стиннеса, для видимости санкционировать народным голосованием 23, для чего требовалась исключительная демагогия. Тут-то и могла пригодиться предлагавшая свои услуги НСДАП.

Эксперимент с нацистской партией представлялся магнатам индустрии весьма многообещающим. Поэтому они и обеспечили быстрое выдвижение этой дотоле малозначительной партии на политическую сцену, начавшееся почти в тот же самый день, когда Гитлер впервые выступил в берлинском Национальном клубе. Спустя 15 месяцев (к ноябрю 1923 г.) НСДАП увеличилась в 6–7 раз и насчитывала уже 35 тыс. «партайгеноссен».

Отныне Гитлер не только приобрел вес во всех сварах внутри реакционной фаланги Мюнхена, но и смог фигурировать на общебаварском политическом уровне. Красноречивым свидетельством этому послужила, в частности, сопровождавшаяся уличными побоищами встреча правоэкстремистских организаций в Кобурге в ноябре 1922 г.: штурмовые отряды коричневорубашечников на много часов стали хозяевами города. За колоннами СА шли теперь в едином строю все правоэкстремистские организации (например, «добровольческий корпус» Россбаха; в нем состоял и участник пресловутых «судов Фемы» [12] Femegerichte (нем.) — средневековые судилища. Так в веймарской Германии именовались тайные суды террористических организаций, выносившие смертные приговоры рабочим и прогрессивным республиканским деятелям и организовывавшие их убийства. , впоследствии один из главарей штурмовиков, Эдмунд Хайнес, убитый вместе с Ремом 30 июня 1934 г.). Среди многих других весьма полезных лиц в НСДАП вступил (также в ноябре 1922 г.) и бывший военный летчик Герман Геринг, последний командир авиационной «эскадры Рихтгофена», доверенный человек Людендорфа, близкий родственник ушедшего в отставку обер-нрезидента провинции Познань графа Виламовитц-Мёллендорфа, деловой партнер ряда баварских фирм.

Вместе с тем подъем НСДАП в 1922–1923 гг. подтвердил, что моноказуальных, т. е. сводимых к одной-единственной причине, общественных явлений не бывает. Гитлеровскому фашизму наряду с усиленным поощрением его предпринимателями благоприятствовал и ряд других факторов. Так, интенсивная агитация нацистов (несмотря на всю их болтовню о защите интересов «немецких рабочих») за два года привлекла в их ряды податливую к социальной демагогии мелкую буржуазию, и это сразу дало свои результаты. Свирепствовавшая в стране опустошительная инфляция настолько взвинтила опасения множества ремесленников и лавочников за свои доходы, что они, ища спасителя от хаоса, стали зачастую жертвовать НСДАП свою, пусть не последнюю, тысячемарковую банкноту. Фашистская демагогия производила впечатление и на значительную часть молодежи из средних слоев.

Имело значение и то, что гитлеровский фашизм особенно поощрялся баварскими властями. Например, после убийства в июне 1922 г. членом фашистской организации «Консул» (преемницей «морской бригады» Эрхарда) министра иностранных дел Германии Вальтера Ратенау, принадлежавшего к демократическим кругам крупной буржуазии, правительство Баварии — в отличие от правительств других германских земель — не пожелало запретить НСДАП, а также некоторые иные правоэкстремистские партии и союзы. Нарушая конституцию Веймарской республики, оно даже отказалось признать направленный (кстати, весьма непоследовательно) против терроризма общегерманский закон «О защите республики» и вместо этого издало свой собственный, направленный против коммунистов. Более того, оно добилось от Берлина, чтобы и общегерманский закон почти неприкрыто толковался как направленный в первую очередь против левых сил.