Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии

А Гинденбург уже просто выходил из себя: он был возмущен 20-минутным опозданием. Брюзжа, он привел министров, одного за другим, к присяге на верность конституции, ради ликвидации которой, собственно, и призвал их к себе. Первым присягнул новый рейхсканцлер Адольф Гитлер, за ним — вице-канцлер Франц фон Папен, одновременно вновь получивший пост рейхскомиссара Пруссии, чего он и добивался. Министром внутренних дел стал старый нацист Вильгельм Фрик, министром без портфеля — ближайший сообщник Гитлера Герман Геринг, который одновременно был назначен прусским министром внутренних дел с комиссарскими полномочиями (таким образом ему была подчинена полиция крупнейшей германской земли) и одновременно имперским комиссаром авиационного транспорта. Альфред Гугенберг сделался министром хозяйства, а также министром продовольствия и сельского хозяйства, председатель «Стального шлема» Франц Зельдте — министром труда. Министерство иностранных дел и министерство финансов остались в руках подобранных еще Папеном и Шлейхером министров — барона фон Нейрата и графа Шверина фон Крозига. Вновь назначенный на тот же пост прежний министр транспорта и почт барон Эльтц фон Рюбенах из-за болезни на церемонию не явился. Незамещенным остался пост министра юстиции. Только через два дня на него был назначен старый мюнхенский покровитель Гитлера Франц Гюртнер, тоже входивший прежде в состав кабинетов Папена и Шлейхера.

По традиции президент после присяги должен был обратиться к членам правительства с краткой речью. Однако вместо него слово взял Гитлер и в высокопарных выражениях заверил, что превратит раздираемую распрями нацию в «настоящее народное сообщество». Гинденбург поспешил к своему обеденному столу, выпроводив министров из зала с напутствием: «Ну, господа, с богом вперед!»

Весть о назначении Гитлера рейхсканцлером распространилась с быстротой молнии. Радиоприемники в казармах штурмовиков были включены на полную мощность; коричневые громилы горланили «Зиг хайль!» и выкрикивали антисемитские лозунги. На предприятиях и на еще полупустых в полдень биржах труда зловещая новость переходила из уст в уста. Перед зданиями газет и перед витринами, где уже в 13 часов было вывешено краткое сообщение телеграфного агентства Вольфа «Гитлер — рейхсканцлер», собирались группы людей — недовольных и радостных, негодующих и ошеломленных, растерянных и запуганных. Во многих местах в толпе царило молчание — от ужаса или ожидания, в других возникали оживленные споры. Бюргеры и лавочники выражали свое удовлетворение, а иногда и сомнение, действительно ли все будет так, как обещал «фюрер». Молодые парни со значками нацистской партии ликовали: они уже считали себя баловнями будущего.

И ничего похожего — в рабочих районах. Там люди понимали, что теперь, в самую последнюю минуту, надо действовать. Многие вспоминали капповский путч 1920 г., когда всеобщая забастовка 12 млн. трудящихся за четыре дня смела реакционных заговорщиков. Рядовые социал-демократы и члены профсоюзов считали: вот теперь настал наконец момент, выжидать который постоянно уговаривали их руководители. Коммунисты убеждали их: пора перестать ждать отсутствующего сигнала сверху, пора действовать. А действовать — значит объявить всеобщую забастовку. Многие из молодых коммунистов и седовласых товарищей еще вчера распространили листовку, призывавшую: «Веление дня — единый фронт! Массовая забастовка! Не допустить диктатуры Гитлера — Папена — Шахта!.. Адольф Гитлер на переговорах в виллах миллионеров предназначен на пост рейхсканцлера… Контрреволюционные заговорщики-путчисты готовят новое неслыханное покушение на весь трудовой народ! Это — непрерывное осадное положение против революционного пролетариата» 82.

Через несколько часов после назначения нового правительства, когда сумрачный зимний день уже был на исходе, появилась новая листовка КПГ. Гитлеровское правительство характеризовалось в ней как «открытая фашистская диктатура», как «самое жестокое, самое неприкрытое объявление войны трудящимся, немецкому рабочему классу». КПГ разъясняла: «Кровавый, варварский, террористический режим фашизма устанавливается сейчас в Германии. Массы, не дайте смертельным врагам немецкого народа, смертельным врагам рабочих и крестьян-бедняков, трудовых людей города и деревни творить преступления! Оказывайте сопротивление посягательствам и террору фашистской контрреволюции! Защищайтесь против безграничной социальной реакции фашистской диктатуры! Все — на улицы! Остановите предприятия! Немедленно ответьте на покушение фашистских кровавых псов забастовкой, массовой забастовкой, всеобщей забастовкой!» 83

Коммунисты ясно сознавали: для свержения гитлеровского правительства необходима единая и решительная борьба всех рабочих, всех противников фашизма, и это должно произойти раньше, чем новая власть сумеет консолидироваться. «Коммунистическая партия Германии, — говорилось в только что распространенном призыве к трудящимся, — перед лицом всей пролетарской общественности обращается с этим воззванием к АДГБ, «АфА-бунду», СДПГ и христианским профсоюзам с призывом провести всеобщую забастовку против фашистской диктатуры Гитлера, Гутенберга, Папена, против разгрома рабочих организаций, за свободу рабочего класса!» 84

По поручению Центрального Комитета КПГ Вальтер Ульбрихт еще в тот же день передал Правлению СДПГ предложение немедленно, независимо от всех разногласий, объявить всеобщую забастовку и заставить фашистское правительство уйти. Однако социал-демократическое руководство и теперь не отказалось от рокового и самоубийственного курса. Слепым антикоммунизмом, далекой от реальности верой в буржуазную правовую государственность и генеральной концепцией сотрудничества с буржуазией оно само связало себе руки для отпора фашизму.

Точно так же, как и при папеновско-шлейхеровском государственном перевороте в Пруссии 20 июля 1932 г., Правление СДПГ и сейчас ответило отказом на братское предложение коммунистов о союзе. Чтобы не показаться бездеятельным, оно призвало к «единству всего трудового народа» и утешило своих сторонников тем, что будет вести «борьбу на почве конституции». Одновременно оно клеветало на коммунистов, заявляя, что «недисциплинированные действия отдельных организаций и групп» КЙГ наносят «тяжелейший ущерб» 85. Таким образом, СДПГ осталась на позиции примиренчества и выжидания, безропотно ожидая смертельного удара классового врага.

Оправдывая антикоммунизм правого руководства СДПГ и словно позабыв, что нацистский главарь, едва появившись на политической арене, стал проповедовать насилие и попрание права, видный социал-демократ Рудольф Брайтшайд [23] Впоследствии Рудольф Брайтшайд, осознавший роковые ошибки социал-демократического руководства, стал убежденным поборником единства рабочего класса и братского союза с коммунистами. Погиб в фашистском концлагере Бухенвальд 18 августа 1944 г, — Прим, перев. при всеобщем одобрении присутствующих заявил на заседании руководства СДПГ: «Пока Гитлер стоит на почве конституции, пусть даже это тысячу раз лицемерие, было бы ошибкой, если бы мы дали ему повод нарушить конституцию, столкнули бы его с правовой почвы» 86. Пораженный политической слепотой и судорожно цепляясь за свой пост, в том же духе выступил и руководитель АДГБ Петер Грассман. Назвав всеобщую забастовку «политической бессмыслицей», он сказал: