Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии

Таким образом возникла вынужденная 24-часовая пауза, но участвовавшие в фашистском заговоре честолюбцы, разумеется, сложа руки не сидели. Озабоченные расширением и укреплением собственного участия в будущей власти, они и в самые последние моменты предпринимали попытки оттеснить своих конкурентов на менее выгодные позиции. Несколько высших офицеров, хотевших стать Гитлеру необходимыми (если верить воспоминаниям различных участвовавших лиц), 29 января даже обсуждали в министерстве рейхсвера возможность арестовать Гин-денбурга, коли он и далее будет тянуть со своим решением назначить Гитлера канцлером. Сам Гитлер встретился с Папеном и пытался побудить его настаивать перед рейхспрезидентом и будущими министрами-консерваторами на быстром проведении новых выборов в рейхстаг. На них он, опираясь на беспощадный террор, рассчитывал на значительный успех НСДАП и на укрепление своих позиций в отношении партнеров.

Шлейхер, разведывательный аппарат которого функционировал все хуже и потому неточно информировал его о намерениях Гинденбурга, встретился с Гаммерштейпом, чтобы еще раз проанализировать свои возможности, но пришел к выводу: «В качестве будущего рейхсканцлера возможен только Гитлер» 79. Тем самым он признал, что его концепция военно-фашистского дуумвирата Шлейхер — Штрассер или Шлейхер — Гитлер провалилась. Эта капитуляция объяснялась прежде всего изменением образа мыслей Гинденбурга, соглашением немецких националистов с Гитлером, а также открыто профашистскими настроениями офицерского корпуса. Однако все это в конечном счете отражало лишь выраженную в ноябрьской петиции и во время кёльнских встреч волю монополистической элиты, стремившейся без всяких оговорок и дальнейших предварительных условий привести к власти того человека, в которого она верила, — Гитлера.

После того как жребий был брошен и отставка Шлейхера 28 января состоялась, всякие беседы и интриги следующего дня имели уже столь же малое значение, как и абсурдные, раздуваемые буржуазными историками фантастические слухи насчет якобы имевшихся планов восстания против Гитлера Потсдамского гарнизона в ночь с 29 на 30 января 80.

Необоснованной является и распространенная в буржуазной литературе драматизация прибытия Бломберга в Берлин ранним утром 30 января. Она служит реабилитирующей военщину байкой о якобы типичном в те дни конфликте с совестью у генералов — между освященной присягой верностью впавшему в старческий — маразм и принявшему пагубные решения верховному главнокомандующему Гинденбургу, с одной стороны, и моральной обязанностью перед призванными «спасти фатерланд» непосредственными начальниками — с другой.

Обстоятельства прихода Гитлера к власти изображаются так, будто Бломберг, прибывший в Берлин на Ангальтский вокзал, был встречен там представителями двух различных органов (Оскаром фон Гинденбургом как посланцем рейхспрезидента и, как положено по службе, адъютантом Гаммерштейна) и ему предстояло решить вопрос, на чьей стороне он: тех, кто хочет, или тех, кто не хочет назначить Гитлера рейхсканцлером.

Гаммерштейн, как уже говорилось, всего несколькими часами раньше предложил свои услуги в качестве пособника нацистского главаря и никоим образом не являлся противником Гитлера, поэтому ни о какой решающей ситуации для Бломберга не могло быть и речи. Ведь он даже не знал, что Оскару приказано доставить его в президентский дворец, чтобы там привести к присяге в качестве первого члена гитлеровского кабинета. Бломберг просто подчинился приказу вышестоящего начальника. Передав через адъютанта извинение Гаммерштейну за свою неявку в министерство рейхсвера, он отправился к главнокомандующему. Однако тот принял Бломберга не в качестве такового, а как глава государства и вручил обескураженному генералу грамоту о назначении его министром рейхсвера, а затем во время завтрака и прогулки в дворцовом саду дал ему время обдумать свою позицию.

Через добрый час, в 10.30, в расположенной неподалеку служебной квартире Папена (в Имперской канцелярии) собрались и остальные кандидаты в министры, чтобы затем всем вместе отправиться к президенту на принятие присяги. Им было назначено явиться точно в 11.00. По пути к заднему порталу президентского дворца между этими персонажами, выступавшими под вывеской «национальной концентрации», еще раз произошла острая перепалка. Когда Гитлер по дороге во дворец в разговоре с Папеном обмолвился, что новое правительство вскоре найдет свою сильную опору в лице вновь избранного рейхстага, Гугенберг проявил строптивость и идти дальше отказался.

Выяснилось, что хотя нацистский главарь и договорился с Папеном насчет новых выборов, но три дня назад добился согласия Гугенберга на роспуск нынешнего рейхстага только заверением, что за этим роспуском никаких новых выборов не последует. Лидер партии немецких националистов, шагая в президентский дворец, заявил: предназначенный ему пост министра он не займет, если, как он того требовал ранее, его сейчас же не заверят, что рейхстаг вообще распущен не будет. Казалось, сформирование правительства в последнюю минуту лопнуло, ибо Гинденбург, как всем этим лицам было известно, согласился на «решение — Гитлер» только при условии: рядом с этими выскочками из нацистской партии будут сидеть «достопочтенные» немецкие националисты.

Громко споря и пререкаясь между собой, претенденты на министерские посты вошли в переднюю приемного зала Гинденбурга, из дверей которого появился статс-секретарь Майснер, чтобы проводить господ к президенту. Но перепалка и свара продолжались. Гугенберг, за свое козлиное упрямство получивший кличку Гугенбок [22] Игра слов от нем. Hugenberg и Bock (козел, баран, в переносном смысле — упрямец). , использовал досадную ситуацию для шантажа, упорствуя в своем требовании. Прошло десять минут. В дверях снова появился Майснер. На сей раз он предупредил: господин рейхспрезидент уже проявляет нетерпение. Еще через пять минут Майснер появился в третий раз и объявил: через несколько минут президент удалится в свои личные апартаменты.

Тогда Гитлер своим «торжественным честным словом» заверил Гугенберга, что результаты новых выборов ничего не изменят в составе правительства. А Папен стал заклинать председателя партии немецких националистов «не сомневаться в торжественном честном слове немца». В конце концов Гугенберг уступил. Упомянем кстати, что через три месяца после новых выборов в рейхстаг Гугенберга прогнали со всех его министерских постов не только с бранью и позором, но и, что для него было куда хуже, при явном одобрении его прежнего близкого друга Круппа и всего президиума Имперского союза германской индустрии 81.