Сергей Войтиков - Узда для Троцкого. Красные вожди в годы Гражданской войны

Московскому комитету РКП Доклад т. Зотова

По приезде в г. Казань мы были направлены спешным порядком на фронт в распоряжение политического комиссара КУЙБЫШЕВА, по приезде туда он нас откомандировал в распоряжения Смирнова. Дела мы, когда туда ехали, все частные сведения по распоряжению Политического отдела мы передавали в гор. Казань в Информационный отдел т. Яковлева, таким путем мы добрались до последнего разъезда Аренбаш, где сразу мы увидали, что командный состав находится здесь, а не на фронте, и у нас невольно явилось сомнение по этому вопросу, нет ли здесь какого авантюра [101] Так в тексте. . Тогда мы хотели заговорить с т. командующим Пугачевским, [узнать,] где находится политический комиссар Смирнов и [разъяснить ему, что [мы] с т. Гринбергом присланы сюда в качестве агитаторов. Он нам ответил, что [ему] нужны не агитаторы и комиссары, а кавалерия, [обругал] нас и все, когда же я призвал его к спокойствию и просил, что бы он со мной говорил, как с человеком Политического отдела, он просто ответил незна[ни]ем. Затем после всего происшедшего нам хотелось как можно скорее попасть на фронт, но скоро мы не [с]могли, [поскольку] туда не ходили поезда, и мы вынуждены были сидеть здесь на разъезде раньше с 6 час. утра до 4 час. вечера, [когда] приехав[ший] с починки бронированный поезд т. Болдэска, который направлялся на фронт, захватил с собой и нас. Когда мы прибыли туда, то сразу столкнулись с командующим Хлебниковым, Полупановым, и так далее. Тов. Гринберг, работник с Украины, сразу увидал и посоветовался со мной. Из [беседы] мы [сделали] заключение, что этот командный состав не на высоте своего положения и в страже понимает, как свинья в апельсинах, а именно: почему, да почему, что когда, расспросили кое-кого, нам и сказали, что тыл не защищен совсем, на фланги не высланы дозоры, а от этого может произойти полное поражение, которое и получилось в тот момент, когда это было, и мы доложили т. Нейзнеру, тот пошел [и]скать Хлебникова, но, вероятно, не нашел, ввиду того, что его уже не было. Наши войска открыли огонь по противнику, который отвечал, но не имел успеха, а наши достигли хороших результатов — так, что разбил[и] их поезд со снарядами. Броневик[и] стали метаться из стороны в сторону, я наблюдал это с сосны высокой и постепенно стал отступать, в наше[й армии] дух […] великолепный, солдаты рвались в бой. [Но] в это время […] согласно наших догадок противник действительно зашел с фланга в тыл, где мы и услыхали ружейную и пулеметную трескотню, командный состав, который шел к нам на подкрепления и столкнулся с нашими дозорами, которые охраняли железную дорогу (наши отряды, которые идут на подкрепления, то никаких документов не имеют) […] зашли чехословаки в тыл и […] действительно столкнулись с нашими кав[алерийскими] отрядами. Бронированный поезд Полупанов[а] поехал на место боя, […] был встречен пулеметным огнем, [в] противника броневик тоже стал стрелять как пулеметным, так и артиллерийским огнем, но, т. к. чехи были близко к железной дороге, не имел громадного успеха, а командующий поездом увидел, что противник заложил шашку пироксилиновую и хочет взорвать железную дорогу. [О]н пустил свой паровоз, который приехал, взрыв получился только тогда, когда прошли задние колеса за этим поездом. Следом другой бронированный поезд [во главе с т.] Болдэске, который подъехал и заметил, что путь разобран. [Бронепоезд] открыл убийственный огонь, которым отогнал противника шагов на 200, и если бы здесь был командный состав, который бы мог скомандовать красноармейцам рассыпаться в цепь, а тут бы можно было задержать противника, а мы безо всякой охраны, я, два машиниста и человек десять пехоты соскочили и стали чинить железную дорогу: […] заложили и притащили рельсу, развернули старую и стали свертывать новую, в это время противник открыл пулем[етный] огонь, который стал [попа]дать по насыпи, и тут красноармейцы, я с машинистом должны были убраться обратно: они в броневик, а я в паровоз, а противник стал брать приступом броневой поезд, начиная с задней площадки […]. Противник был уже на последней площадке, когда я соскочил с паровоза. Впереди было несколько красноармейцев, которые тоже бежали, и мы были вдогонку обстреляны, т. к. здесь местность бугристая и недалеко лес, но мы и ушли […] на Аренбаш, а там весь командный состав был уже, только не было Хлебникова, который вернулся немного позже, где он был, я не знаю, на фронте не видал, тут тоже. Затем был дальше приказ отступить почти до Симбирска, [т. к.] везде они нашли неудобную позицию в Симбирске по ту сторону Волги, окопались и ждали противника, а он обошел с флангов и стал громить следующие станции — Киндякову и т. д. Наши части должны были опять отступать, и мы т. Куйбышев[ым] были отправлены обратно в Казань, по приезде на пароход мы опять увидали Пугачевского: вот он — все со станции на станцию, с паровоза на паровоз, [о чем] я сказал Гринбергу. Недалеко от Тетюш нас остановили и заставили ждать особого распоряжения, которое [поступило] через 10 час. [Т]огда мы без всякой пользы сожгли всю нефть, которую взяли для переезда Симбирск — Казань. Еще наши не разбираются, как дорога теперь нефть, когда ее нет. По приезде в Казань Пугачевский опять стал [102] Так в тексте. — из этого видно, что […] командный состав из себя представляет и чем [он] занимается.

(подпись) ЗОТОВ

ЦАОПИМ. Ф. 3 Оп. 1. Д. 148. Л. 19, 19 об. Незаверенная машинописная копия.

Не ранее 8 августа 1918 г. [103] Датируется по содержанию. Доклад получен Московским комитетом РКП(б) 5 сентября 1919 г.

Доклад в МК РКП и МС РД [104] Московский совет рабочих депутатов.

О причинах оставления гор. Казани и о том, как ее отстаивали коммунисты [105] Заголовок документа.

Причины, вызвавшие оставление гор. Казани и слабую сопротивляемость наших войск, мне как находящемуся при Штабе [Революционного] военного совета [Восточного фронта] были ясны, несмотря на то, что я только приехал в Казань. Во-первых, штаб остался от Муравьева и выявил полнейшую беспечность и бессистемность в работе, ничего не предпринимая для конструирования и сплоченности воинских частей и активной обороны подступов к городу. Например, [на] возможность появления [противника] в Казани указывалось военной политразведкой за две недели и на возможность внутренней контрреволюции [также], но ничего по халатности не было сделано.

Нужно, например, минировать было Волгу ниже Камы, начать эвакуацию заблаговременно ввиду наличия золота и обратить серьезное внимание на местные части и на правильное размещение партийных работников по частям. Это не было сделано. Конечно, т. Вацети[с]у [106] И.И. Вацетис в РКП(б) не состоял. нельзя это поставить в вину, потому что он только что приехал и, не имея опоры, ничего не мог сделать. Даже, как подтвердилось, все его приказы оставались на бумаге, и только т. н. технический персонал, как видно, находился на стороне белогвардейцев и почти весь сбежал во время боя с чехами, предварительно уплатив саботажникам за полтора месяца вперед жалование, и видно было, что чехи имели в штабе и учреждениях своих агентов, которые все доносили. Панике в частях [способствовал] еще непрочный командный состав частей, который оставлял их и, за отсутствием руководства, солдаты не знали, что делать. Вообще никакого определенного командования не было, каждый работал отдельно. Усугубили положение отсутствие связи и разведка: служба эта и на всем фронте хромает. Например, ничем не вызывалась необходимость оставления города и устья, чехи подходили по воде и с ними с берега легко было управиться и не допустить до высадки. Плохо действовал и Казанский совет. В городе было 8–10 тыс. офицеров — засилье меньшевиков и правых эсеров. С ними надо было бороться более крепкими мерами, потому что чехи-белогвардейцы […] действительно зверски с нами поступают и ни с чем не считаются. Например, они затопили два парохода с мешочниками на Волге против ф[абри]ки Полера, битком набитые людьми. Во время набега мы же были беспечны. Например, ж[елезная] дорога настолько плохо охранялась, что чехи в тылу у нас ее взорвали у Красной горки и на меня выпала задача их отогнать и починить путь, что и было с 6 на 7 августа сделано мной. С одной же организованной дружиной в 4 часа 7 августа [я] пошел в бой к суконной слободке и рыбному рынку. Когда чехи уже вошли в город, [мы] держались все время чуть не сутки, ведя с ними стычки. В 8 час. вечера я заметил, что, кроме моего района, стрельбы нигде нет и вокзал уже сгорел, а с рыбного рынка хорошо все было видно. Убедился, что мы одни остаемся, что и подтвердилось, когда [я] пришел в [губернские] комитет партии, и Совет Казани, и военный] комиссариат, и чрезвычайку. Все они покинули город в 6 час. вечера 7/VIII. Тогда я принял командование над всеми подходящими т[овари]щами, не бросая поста, и деятельно стал подготовляться к бою, портя все, что не мог забрать на случай отхода. Испорчено до 60 пулеметов, винтовок, сожжены документы и вывезена касса, а 20 пулеметов поставили на пролетке извозчичьей и, разъезжая по городу, расстреливали белогвардейцев, проникающих в мой район, а они это пытались много раз сделать, чтобы узнать наши силы.