Владислав Голдин - Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века

По некоторым данным, в инструкции Линицкому, направленной с арестованным курьером и перехваченной тайной полицией, указывалось, что он должен обладать ключом от квартиры Коморовского. Пробравшись туда, следовало вести себя очень осторожно, не рыться в его переписке, но подбросить ему компрометирующие документы, напечатанные на его машинке. Таким образом, предполагалось нанести удар по активной работе РОВСа через провоцирование его видных и особо доверенных работников и обострить рознь между отдельными организациями Русского Зарубежья.

Особая Следственная Комиссия сенатора Трегубова охарактеризовала Коморовского как умного и вместе с тем крайне честолюбивого и неискреннего человека, но сняла с него обвинение в предательстве. Суд чести признал, что Коморовский не был предателем, но виновен перед генералом Барбовичем, ибо должен был быть более осторожным. Обвинения в его адрес со стороны Линицкого связывались с попыткой отомстить за его активную работу и скомпрометировать его {615} .

После ареста группы Линицкого развернулось многомесячное следствие, которое вызвало противоположные отклики, и в том числе появившиеся в прессе требования привлечь к суду организаторов белогвардейской террористической деятельности. В результате сложившейся ситуации материалы обвинения были первоначально направлены не в суд, а в Министерство юстиции, потом в Министерство иностранных дел и, наконец, в Совет Министров. В результате было принято решение направить в суд материалы только на четырех человек, в том числе и на ротмистра Коморовского. Тесть Линицкого Дракин был освобожден до суда и выслан в административном порядке из Югославии.

16 декабря 1936 года Державный суд по защите Государства в Белграде вынес приговор обвиняемым. Л.Л. Линицкий был приговорен к 2 годам 8 месяцам каторжных работ, и главным пунктом обвинения стало похищение документов из сейфа, а также пропаганда коммунизма, его заместитель по резидентуре бывший капитан И.А, Шкляров получил 10 месяцев тюрьмы, С.Я. Уншлихт (Иншлихт) — 3 года тюрьмы. Ротмистр Коморовский был оправдан за отсутствием состава преступления, но ему было предложено покинуть Югославию {616} . Обвинение вышеназванных лиц в военном шпионаже против этой страны было признано судом недоказанным.

Семьи Линицкого и ряда других членов советской нелегальной резидентуры были высланы из Югославии в Австрию, а оттуда сотрудники советского полпредства переправили их в СССР.

Деятельность ротмистра Коморовского еще в течение нескольких месяцев продолжала обсуждаться не только в прессе, но и в руководстве РОВСа. В частности, генерал Лампе писал 14 февраля 1937 года из Берлина в Париж генералу Кусонскому: «По делу Коморовского думаю, что хотя оно для нас и неприятно, так как арестованные вместе с ним все же были из наших рядов, но так как центр тяжести за год фактически перенесся на самого Коморовского, который был торжественно оправдан, мы это можем хорошо использовать, муссируя именно ЕГО (выделено в тексте. — В.Г.) оправдание и злостность тех, кто муссировал против него». А еще ранее, 6 февраля, Лампе же советовал тому же адресату: «Как ни тяжело положение Коморовского, надо его с треском вернуть в РОВС, тем более, что это необходимо для укрепления положения Б-ча (Барбовича. — В.Г.)». Но Кусонский не разделял его точки зрения и написал в ответ, что «это не укрепит, а расшатает положение Б-ча» {617} .

В связи с развернувшейся в руководстве РОВСа дискуссией о Коморовском председатель этой организации генерал Миллер писал в марте 1937 года генералу Абрамову, что комиссия Трегубова отвергла обвинения в его адрес, но другое дело его моральный облик — переписка с некоторыми поляками, уход из РОВСа во время суда не по указанию свыше, а по его личной просьбе. Вместе с тем Миллер добавлял, что Коморовский оправдан судом и если захочет вступить в воинскую организацию, входящую в РОВС, и тем самым вернуться в его состав, то с его стороны препятствий не будет {618} .

Линицкий полностью отбыл срок в тюрьме, вступил там в члены Компартии Югославии и вел пропагандистскую работу среди заключенных. В письме, направленном из тюрьмы матери, он в частности писал: «…Врагов своих презираю. Пощады от них не жду, не прошу. Отечества своего не предаю, как это делают некоторые, а люблю и горжусь им, считаю его самым передовым и культурным. Не знаю, как другие, а мне с его заклятыми врагами не по дороге. Если бы имел две жизни, отдал бы их обе за него. На крохи, упавшие со стола иностранных победителей и поработителей родного мне народа, никогда не рассчитывал…» {619} .

Когда остались считанные дни до освобождения Линицкого из тюрьмы, стало известно, что на него готовится покушение, чтобы не выпустить его живым из Югославии. Поэтому во время пребывания в тюрьме ему было вручено уведомление о приеме в советское гражданство, а после освобождения его на частном самолете отправили в одну из европейских стран, а оттуда — в Москву. Но, оказавшись там в 1938 году, он узнал, что его мать была арестована в 1937 году и расстреляна как «несознавшаяся польская шпионка». Что касается самого Линицкого, то в НКВД его поведение перед лицом врага было признано «безупречным», а один из руководителей наркомата заявил: «Свой долг перед Отечеством Вы выполнили блестяще» {620} . Но, несмотря на это, ему не нашлось места в разведке органов госбезопасности, и он вернулся на медицинское поприще.

Прибыв в Харьков, Линицкий работал врачом во 2-й городской больнице, а затем в военном госпитале. По его просьбе в Москве провели повторное рассмотрение дела матери, и в 1940 году ему было сообщено, что она репрессирована по ложному доносу и полностью реабилитирована.

С началом Великой Отечественной войны Линицкий в звании военврача 2-го ранга стал работать в эвакогоспитале №1027. Но он рвался на фронт и направил рапорт на имя начальника 4-го управления НКВД СССР старшего майора П.А. Судоплатова с просьбой использовать по назначению, ибо он знаком с радиоделом, прошел два курса подрывного дела, знает парашют, мотоцикл и чекистские дисциплины. В итоге ему предложили работу в тылу противника в составе разведывательно-диверсионной группы. На работу в тылу противника и желательно вместе с мужем, посвятившим уже себя этой деятельности, просилась и его жена, направившая заявление на имя наркома внутренних дел. Ее заявление было удовлетворено, и боевое крещение они приняли под Сталинградом летом 1942 года.

В дальнейшем руководством разведки было принято решение направить Л.Л. Линицкого для работы в Югославии, которую он хорошо знал и где развернулось широкое партизанское движение. После специальной подготовки в июне 1944 года он был выброшен с парашютом в Югославии для координации действий с югославским движением Сопротивления. Линицкий принимал участие в боевых действиях, направлял в Центр добываемую информацию, не раз встречался здесь с теми людьми, кого знал еще в предшествующий период своего пребывания в этой стране. Был награжден югославским боевым орденом «Партизанская звезда» 3-й степени, а также советскими орденами и медалями {621} .