Нурбулат Масанов - Кочевая цивилизация казахов [Основы жизнедеятельности номадного общества]

Патронимическая организация. Характерной чертой кочевого общества является наличие развитой и многоступенчатой «родо-племенной» организации (Аристов, 1896; Тынышпаев, 1925; Ждан-ко, 1950; Она же, 1974; Абрамзон, 1951; Аманжолов, 1959; Першиц, 1961; Востров, Муканов, 1968; Кузеев, 1974; Шаниязов, 1974; Кар-мышева, 1976 и др.), которая, по мнению ряда авторов, играла преобладающую роль в общественной жизни номадов (Аристов, 1896. С. 283-285; Czaplicka, 1918; Hudson, 1938; Krader, 1963; Idem, 1966; Bacon, 1958; Хазанов, 1975. С. 105 и др.). Другими же исследователями постулировалось отмирание «родовых отношений» в связи с развитием классов и государственности (Владимир-цов, 1934. С. 73-74; Козьмин, 1934. С. 23-25; Трубецкой, 1977. С. 85-88 и др.). При этом зачастую провозглашается «вторич-ность» родовых образований у кочевников, которые «…переродились и приспособились к новым общественно-экономическим отношениям классового общества. По своему существу казахские роды были инструментами патриархально-феодального общества…» (То-лыбеков, 1971. С. 516).

Данная система представляла собой иерархически организованное множество патронимических групп и подразделений (Кузеев, 1973; Давыдов, 1979; Першиц, 1988 и др.), тесно взаимосвязанных друг с другом традицией единого генеалогического древа - средством идеологического обоснования общности происхождения (Марков, 1973; Он же, 1976; Vainshtein, 1980; Калиновская, 1989 и др.)- В этой связи Л. Крэдер заметил, что «кочевое общество представляло собой серию концентрических кругов» (Krader, 1966. Р. 153). Но при этом не надо забывать, что генеалогическая организация существовала только в сфере общественного сознания.

Исходным пунктом, определяющим характер и степень родства между членами различных групп, являлась вертикальная генеалогическая линия по принципу патрилинейной филиации, которая имела большую глубину, достигающую 25-30 и более поколений. Как свидетельствует обычное право казахов, «родство считается до сорокового колена» (Гродеков, 1889. С. 27). Одновременно она носила ранговый характер, когда по различным признакам дифференцировались старшие, средние и младшие линии, главные и второстепенные ветви и т. д., позволявшие точно проследить родственные отношения между людьми в генеалогических категориях.

Главной причиной преобладания у кочевников генеалогической системы родства являлось то, что основным каналом жизнеобеспечения у них был диахронный способ передачи информации и собственности. Человек в течение своей жизни практически не мог самостоятельно приобрести имущество, он мог только получить его в наследство. Одновременно человек не мог в течение своей жизни самостоятельно приобрести минимально необходимый объем знаний о природных циклах, он мог только усвоить и использовать опыт, накопленный многими поколениями его предков. Иначе говоря, номадный образ жизни был возможен только на базе унаследованной собственности (скота и имущества) и высочайшей квалификации кочевника и скотовода, которые могли быть приобретены исключительно от своих предков и знаний, аккумулируемых, оберегаемых, сохраняемых и приумножаемых многими поколениями кочевников. При иной направленности информационных потоков кочевничество в принципе невозможно. Отсюда приоритет генеалогического родства и генеалогического принципа позиционирования индивидов в пространстве.

Однолинейный характер системы генеалогического родства детерминировал идентификацию индивидов как по признаку происхождения, так и посредством инкорпорации. В этом случае индивидуальная филиация являлась в структуре генеалогического родства частным случаем групповой филиации, вне которой ни один индивид не существовал и не мыслил себя как социальная личность (Эванс-Причард, 1985. С. 193-208). «Родовое начало,- свидетельствуют данные по обычному праву казахов,- на котором зиждется весь строй общественной киргизской жизни, настолько неблагоприятен для лиц, которыя не имели бы родственников, что даже в тех редких случаях, когда появляются личности совсем чуждыя, они стараются приобрести покровителей и с этой целью становятся под защиту какого-нибудь влиятельного киргиза и присоединяются к его роду. С того момента они становятся сородовичами…» (МКОП. С. 262). Инкорпорация приводила к тому, что индивид включался в групповую филиацию и утрачивал свою первородную. Особенно часто это имело место среди беднейшей части населения. В случае несовпадения индивидуальной и групповой филиации за индивидом закреплялся статус «керме» и он мог находиться в неадекватном, отчасти неравноправном, положении (Аристов, 1896. С. 371-372; Потанин, 1917. С. 56 и др.).

Традиция единого генеалогического древа, в свою очередь, обусловливала обязательную инкорпорацию иноэтничных или иноплеменных элементов на уровне общественного сознания в состав различных патронимических объединений номадов, их включение в традиционную генеалогию. Вследствие этого генеалогическая структура кочевого общества была реальной лишь в низших звеньях, преимущественно ограниченных экзогамным барьером - у казахов, например, в пределах 7-13 поколений (Аргынбаев, 1973 и др.), и идеальной, легендарно-мифической на высшем уровне (Пер-шиц, 1961; Krader, 1963; Хазанов, 1975; Марков, 1976; Давыдов, 1979 и др.).

Социальный статус индивида во многом определялся степенью привилегированности его группы, статусом его рода по сравнению со статусом другой группы в каждой ситуационно возникающей обстановке. «На основании узнанной степени родства,- свидетельствуют материалы по обычному праву казахов,- гостя принимают или хорошо, или дурно» (Гродеков, 1889. С. 27). Среди многочисленных критериев статусное™ важнейшими были прежде всего старшинство и право первородства. Так, например, в отношении Младшего жуза известно, что «в Киргизских народных сеймах, Алимулинцы первые подают голос, первые делают определение, и принятие его одним родом дает полную власть к общему согласию и исполнению; предположенное же младшим родом не обязывает к исполнению Алимулинцев. Как старейшим по первородству родоначальника своего, им везде и во всяком случае оказывается наружное предпочтение» (Бларамберг, 1848. С. 74-75). Как свидетельствует обычное право казахов, порядок старшинства соблюдался при разделе военной добычи, распределении мест во время застолий, наследовании власти, распределении подарков и пищи, очередности тостов, пения и т. п. (Гродеков, 1889. С. 7-10 и др.).

Важную роль в системе статусов играл и статус «женщины - родоначальницы»: «байбише» (первая жена), «токал» (вторая, третья и т. д. жена), наложница, рабыня, который наследовался ее детьми. Обычное право сообщает нам, что «…дети первого брака, называемый байбичинцами, издавна пользуются у киргизов большим преимуществом, чем дети второго брака - токалщина.- Пер-выя ко вторым всегда относятся с пренебрежением…» (МКОП. С. 190-191). Что же касается адопции, то «усыновление у киргизов встречается довольно часто» и «усыновляемый причислялся к роду усыновителя и пользовался одинаковыми правами с детьми усыновителя» (там же. С. 260). В менее выгодном положении находились незаконнорожденные дети (там же. С. 260-261). Иначе говоря, система генеалогического родства базировалась на ранжировании различных патронимических групп в зависимости от тех или иных принципов, в частности, права первородства либо сложной комбинации разнообразных признаков, что обусловливало как бы нормативную предпочитаемость субъекта социального действа как на уровне ритуала и общественного сознания, так и на уровне повседневной практики и наличного бытия - при решении общественно значимых вопросов, наследовании, выдвижении, занятии и исполнении социально престижных функций и т. д.