Нурбулат Масанов - Кочевая цивилизация казахов [Основы жизнедеятельности номадного общества]

Рассмотрим в этой связи процесс этногенеза кочевников-казахов сквозь призму указанных процессов и в том числе явления эт-низации хозяйственно-культурных типов. Многими исследователями XIX - начала XX вв. высказывалась мысль о взаимосвязи кочевого образа жизни и культурной обособленности казахов и ряда других номадов (Левшин, 1832; Красовский, 1868; Потанин, 1881 - 1883; Харузин, 1895; Аристов, 1896 и др.). Однако научное осознание зависимости этногенеза от типа хозяйства в наибольшей мере проявилось в работах В. В. Бартольда, Н. Н. Козьмина, Г. Е. Грумм-Гржимайло, А. П. Чулошникова, С. Д. Асфендиарова и других исследователей. Так, Н. Н. Козьмин фактически впервые теоретически сформулировал мысль о ведущей роли типа хозяйства и образа жизни в процессе этногенеза (Козьмин, 1928 и др.). В концептуальной форме идея «этнизации» была высказана Я. В. Чесновым (Чеснов, 1982 и др.) и параллельно с ним Ю. В. Павленко (Павленко, 1982 и др.).

К середине I тысяч, н. э. заканчивается процесс генезиса кочевого хозяйственно-культурного типа на всем ареале Евразии (см. параграф 1.2.) и, видимо, в это время он стабилизируется в своих классических формах (Вайнштейн, 1973; Вайнштейн, Крюков, 1984 и др.). Вследствие этого происходит диверсификация процесса этнизации, поскольку на этапе сформировавшегося кочевого ХКТ распространение и развитие общеномадных хозяйственных и культурных стереотипов, конвергентно имевшее место в предшествующий период, достигло своего объективного предела, за порогом которого начинается в основном дивергенция и возрастание этнической специфики различных элементов культуры (Вайнштейн, 1973 С. 8-11 и др.). Иначе говоря, в течение 1 тысяч, до н. э. и первой половины 1 тысяч, н. э. в основном развивалось культурно-историческое единство, порождаемое в эпоху увлажнения спонтанным процессом генезиса номадизма на всем ареале Евразийских степей, полупустынь и пустынь умеренного пояса, т. е. происходило накопление этноинтегрирующих черт культуры, а социокультурная специфика проявлялась в отживающих свой век субстратных элементах, связанных с особенностями социально-экономического функционирования в каждом регионе. На этой основе возникает в среде номадов идеология хозяйственно-культурного оппозиционирования по отношению к оседло-земледельческим народам. Так, одна из основных заповедей мировоззрения огузов, приписываемая мифическому родоначальнику всех тюркских народов Огуз-кагану и, по-видимому, восходящая к духовной культуре хунну, юечжи, усуней и других номадов рубежа нашей эры, гласила: «Передвигайтесь, не будьте оседлыми; кочуйте по весенним, летним и зимним пастбищам и побережьям (рек), не зная недостатка» (цит. по: Агаджа-нов, 1969. С. 113)^ Исключительная важность этого изречения для мировосприятия тюрков-кочевников подтверждается тем, что принципы и нормы общественной жизни, приписываемые Огуз-кагану, являлись на протяжении многих столетий идеологическим каноном для всех тюрков Евразии (см.: Юдин, 1983 и др.).

С середины и особенно со второй половины 1 тысяч. н. э. резко возрастает этнодифференцирующая роль различных элементов ХКТ номадов, поскольку акцент из сферы хозяйственных занятий смещается в более подвижную и подверженную наибольшей прони-каемости сферу материальной, бытовой и духовной культуры, когда специфика социокультурного развития проявляется в адаптации указанных элементов культуры к сформировавшемуся типу хозяйства. И не случайно, что именно в этот период происходит едва ли не всеобщая тюркизация языка всех номадов Евразии, сращение шаманизма с исламом и т. д. С этого времени по нарастающей линии происходит накопление уже не этноинтегрирующих в масштабах всей кочевой зоны признаков в сфере хозяйства, а этнодиффе-ренцирующих в основном в сфере традиционно-бытовой культуры и в масштабах локальных социокультурных общностей. Иначе говоря, этногенетический процесс сегментируется в пространственном отношении, что обусловливает при идентичном типе деятельности и в силу специфических особенностей среды обитания в различных ареалах, появление разнородных социокультурных стереотипов, традиций, разнообразных эвадаптивных механизмов, тенденции к оппозиционированию формирующихся кочевых народов друг другу. В этой связи несомненный интерес вызывает экологический аспект процесса этнизации. Так, например, ибн-Батута сообщает о кочевниках Дашт-и-Кьпчака: «Дешт… на тюркском языке значит степь. Степь эта зеленая, цветущая, (но) нет на ней ни дерева, ни горы, ни холма, ни подъема. Нет на ней и дров, а жгут они (жители ея) только (сухой) помет… Видишь, как (даже) старейшины их подбирают его и кладут в полы одежды своей. Ездят по этой степи не иначе как на телегах, а разстилается она на шесть месяцев пути…» (СМИЗО. Т. I. С. 279). И далее о кыпчаках: «Тюрки эти не едят ни хлеба, ни плотной пищи, а приготовляют еду из какого-то (водящагося) у них (проса)…» (СМИЗО. Т. I. С. 283). При этом Яса Чингисхана, ставшая идеологической доктриной всех кочевников Евразии, запрещала переход номадов на оседлость (Бартольд. Т. V. С. 173).

После «монгольского» нашествия, в котором участвовали как тюркские (основное ядро), так и монгольские кочевники-скотоводы, продолжается накопление однородных признаков на базе общего процесса нивелировки их особенностей в Казахстанском ареале, т. е. наступает третий этап развития процесса этногенеза. Если в древнетюркско-кыпчакское время (VI-XII вв.) происходило накопление специфических этнодифференцирующих свойств и черт, так сказать, от своего истока, то к началу XIII в. различные этнокультурные группы приходят с находящимся в завершающей фазе генеза комплексом социокультурных признаков. Так, в частности, в Восточном Дашт-и Кыпчаке кыпчакская народность достигла, несомненно, большой степени однородности (Ахинжанов, 1989 и др.), тогда как мигрировавшие сюда тюрко-монгольские общности, также достигнув этнокультурного единства на территории Центральной Азии в иной экологической и историко-культурной ситуации, значительно отличались как друг от друга, так и от кыпчаков. Иначе говоря, процесс этногенеза кочевых народов Евразии является своего рода зеркальным отражением процесса эволюции кочевого хозяйственно-культурного типа (см. параграф 1.2), преломляясь сквозь призму его приспособления к специфическим условиям среды обитания в каждой данной экологической нише посредством традиционных субстратно-эвадаптивных механизмов на каждом новом витке технологических циклов. Эта глубоко прослеживающаяся сопряженность социокультурных и общественно-экономических процессов обусловливала прямую зависимость этнокультурных явлений от социально-хозяйственных и прежде всего от образа жизни, наиболее сильно воздействующего фактора на формирование этнической общности (Капо-Рей, 1958. С. 191 -192 и др.).