Аркадий Шофман - История античной Македонии [в 2 частях]

Еще Эдуард Мейер в историография античности проводил мысль о том, что история человеческого общества — это цепь никогда не прекращающихся конфликтов между обществом и руководящими личностями. Личность строит историю. Исходя из этого, Мейер делал ложный вывод о том, что развитие не знает закономерностей и исторических законов; историческое значение личностей (царей) крайне преувеличивается. Так, упомянутый уже нами Арн. Тойнби, гипертрофируя роль личности, подчеркивает, что исторические события в македонской истории зависели от власти македонского царя, от его личной способности управлять. Если трон, говорит он, был занят царем, одаренным политическими способностями, даром политического предвидения и, прежде всего, сильной волей, Македония могла сама проявлять свое политическое самосознание несмотря на свою социальную и культурную отсталость. Если же ее царь оказывался несовершеннолетним или ничтожеством в политическом отношении, то в ней должно было устанавливаться состояние анархии и наблюдаться политическое истощение. Таким образом, согласно Тойнби, судьбы Македонии в значительной степени зависели от случая. [102]Этот случай благоприятствовал Македонии, так как в критические моменты македонской истории на троне оказывались [44] люди с характером. Такими людьми с исключительными способностями он считает Александра I, Пердикку и его сына Архелая. Гениальными людьми были Филипп II и его сын Александр. Оба они, по утверждению историка, несомненно выделились бы на любом жизненном пути, в любое время и в любом месте. Но Филиппу повезло в том отношении, что он вступил на македонский престол как раз после того, как закончился краткий период господства Фив в эллинском мире. Александру повезло в том, что он унаследовал ту власть, которую создал его отец. [103]Успехи Филиппа историк объясняет только его характером. По энергии, сильной воле, настойчивости и терпению Филипп сравнивается с Августом, совершившим аналогичное дело для эллинского мира в более широком масштабе и с более продолжительными результатами. [104]Другой причиной успеха Филиппа, считает автор, явилось, что он обдуманно усвоил цивилизацию эллинского мира, которому наследовал, подчинив его своей воле. Сама история, лишенная объективных закономерностей, превращается у Тойнби в нелепую игру судьбы, произвол великих личностей. [105]Отсутствие в современной буржуазной историографии даже попыток осмысления основных этапов исторического развития Македонии в эллинистическое римское время, появление отдельных монографий, посвященных македонским царям, нельзя считать явлением случайным. Характерно, что именно Морис Олло — крупнейший знаток эллинизма, еще в 1913 году указал на необходимость написания серии монографий о деятельности различных монархов эллинистической эпохи. В 1912 г. в Германии вышла в свет докторская диссертация Вальтера Беттингена, посвященная македонскому царю Антигону Досону. [106]В следующем году немецкий ученый Пауль Гейланд издал свою докторскую диссертацию о царе Персее, [107]английский историк Тарн — монографию об Антигоне Гонате. [108]Этому же сюжету посвятил свое исследование немецкий ученый Фельмак. [109]В 1930 г. появилось исследование английского историка Уолбенка о Филиппе V. [110]В 1954 г. [45] в Италии, в Палермо и Риме, были опубликованы две монографии, посвященные Антигону Досону и Персею. [111]

В основном все они построены по одному плану. Это особенно наглядно можно проследить на двух работах о деятельности последнего македонского царя, вышедших в разное время и в разных странах. Так, сочинение, написанное П. Гейландом в Германии, содержит небольшое введение, после чего излагается взгляд на правление Персея, его домогание власти, македонские войны на Балканах и с Римом. Такое же, по существу, построение работы по этому вопросу и у итальянского ученого П. Мелони, разница, может быть, только в том, что он привлек большой фактический материал.

Уже в первой работе Беттингена крайне идеализируется Антигон Досон. Известно, что после Спарты один из любимцев македонского царя Антигона Досона Аполлофан высказал мнение, что счастье царя Македонии можно сравнить только со счастьем Александра Великого. [112]По этому поводу Беттинген замечает, что если мы примем во внимание, какое трудное положение было у Антигонидов в третьем столетии, если мы вспомним про то безрадостное положение, в котором Антигон Досон очутился в самом начале своего царствования, то мы никак не можем признать преувеличенным мнение этого льстеца. [113]Очень высоко оцениваются личные качества македонского царя: по мнению автора, он совсем не был таким человеком, который стремится к недостижимым целям и позволяет управлять собой каким-либо влиянием данного момента. Антигон каждый раз правильно оценивал пути внешней политики и от одного шага переходил к другому, пока не добивался своей цели. Беттинген считает, что после смерти Антигона Досона Македония стояла на такой высоте могущества, которой она никогда не могла достичь после смерти Александра Македонского. Но созданное Антигоном Досоном дело было слишком тесно связано с его личностью и оказалось еще слишком молодым для того, чтобы могло сохраниться и после его преждевременной смерти.

Более подробно в серии вышеуказанных работ излагается деятельность македонского царя Филиппа V, при долголетнем правлении которого Македония и Рим выступили как два соперника в районе Средиземноморья. В этом отношении известный интерес приобретает исследование б. преподавателя латинского языка в Ливерпульском университете Уолбенка «Филипп V, царь Македонии», получившее в 1939 г. в Кембридже премию и изданное в 1940 году. В этой работе автор не дает [46] глубокого анализа социальных, экономических, политических и культурных процессов, происходивших в македонском обществе при Филиппе V. Книга представляет собой собрание различных фактов, относящихся к этой эпохе. При этом автор касается преимущественно военной истории: почти вся книга посвящена описанию различных войн, в которых участвовала Македония во времена Филиппа V.

Нельзя признать правильным утверждение автора о том, что Македония после Александра Македонского переживала период расцвета, вызванного тем, что войны привели к обогащению определенных слоев населения, устраняли излишки населения и что новая династия Антигонидов мало отличалась по своей крови и языку от Филиппа II и от своего народа. [114]В действительности восточные походы Александра имели на дальнейшее развитие македонского государства не столько положительное, сколько пагубное влияние.

Известный интерес представляет точка зрения Уолбенка на взаимоотношения греко-эллинистического мира с Римом. Эти взаимоотношения видоизменялись в зависимости от соотношения сил в странах Средиземноморья. Автор указывает, что, когда летом 221 года Филипп стал во главе правления Македонии, в других эллинистических царствах произошли большие перемены. [115]В Египте умирает Птолемей Эвергет, и египетский трон переходит к его сыну, отмеченному признаками вырождения, Птолемею Филопатру. За два года перед этим трон Сирии переходит к другому мальчику, Антиоху III. В это время Рим был вовлечен в длительную борьбу с Карфагеном. Таким образом, делает вывод Уолбенк, на Западе не было еще реальной угрозы для Македонии и римская опасность — это только «облачко на горизонте». [116]Филипп, однако, кардинально меняет свои планы, когда узнает о разгроме римлян Ганнибалом при Тразименском озере. Он оставляет Грецию и уделяет все свое внимание иллирийским делам — сфере римских интересов на Балканах. [117]Он хочет покончить с римским влиянием в Иллирии и в борьбе с иллирийским царьком Скердилайдесом ищет поддержки у Деметрия Фаросского. [118]Наконец, к последнему периоду гражданской войны Филипп добивается для Македонии полного военного и политического преобладания на Балканском полуострове. [119]В это время Филипп переходит к открытой борьбе с Римом и даже помышляет о вторжении в Италию, от чего он отказывается [47] после битвы при Каннах. [120]Постепенно римляне собирают силы и становятся все большей угрозой для Македонии. Однако, указывает Уолбенк, положение Рима в момент продолжающейся борьбы с Карфагеном заставляло римлян искать мира с Филиппом. [121]