Лев Ельницкий - Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII—III вв. до н.э.

Весьма вероятно, что рассказы об этих событиях испытали на себе влияние социальных тенденций более позднего периода и претерпели известные изменения под пером историков позднереспубликанского времени. Однако не вызывает сомнения, что и в этих движениях участие порабощенных элементов могло сводиться преимущественно к использованию их потенциальных революционных возможностей для достижения целей, продиктованных интересами других социальных категорий. Оба предприятия, видимо, не получили широкой поддержки в плебейской и рабской среде. Анналисты ничего не сообщают хотя бы о таких формах их активности, какая была проявлена во время восстания Аппия Гердония.

Более широкие народные движения с участием порабощенных элементов и с проявлением их собственной инициативы стали возникать несколько позднее, под влиянием изменения социально–экономических факторов, крупных политических событий и, наконец, вследствие войн более широкого международного значения, приведших в движение значительные массы народа, оказывавшегося способным к проявлению свойственных ему революционных тенденций. [187]

Следует, однако, сказать, что выступления рабов, инспирированные представителями высших слоев общества в целях, с социальными интересами рабов ничего общего не имеющими, происходили в Италии также и в более позднее время. Ливий сообщает, например, о двух подобных выступлениях в период II Пунической войны и через несколько лет по ее окончании, связанных с антиримской деятельностью содержавшихся в плену пунических аристократов, подстрекавших к диверсионно–заговорщической деятельности находившихся с ними в плену рабов. Первый случай имел место в 217 г. до н.э. в Риме, вследствие чего было казнено (распято на крестах) 25 рабов [31]. Позднее, в 198 г. до н.э., жившие в Сетии (Лаций) карфагенские заложники возмутили находившихся там же рабов из числа карфагенских военнопленных к восстанию, целью которого намечался захват Сетии, Норбы, Цирцей и Пренесте [32]. После подавления этого восстания, на что потребовалось продолжительное время, так как часть восставших рабов разбежалась и укрылась в различных местах, было казнено 500 человек. Исследователь этих движений O. O. Крюгер полагает, что, несмотря на отмеченный только что провокационный характер обоих восстаний, впечатление, произведенное ими на римское общество, было весьма значительно и повлекло за собой ряд существенных административных мер охранного характера [33]. [188]

Между I Самнитской войной 343 г. до н.э. и Латинской войной 340 г. до н.э., в 342 г. (по хронологии Ливия) [1]в Риме произошли волнения низших слоев населения, в которых приняли участие и рабы [2]. Об этих событиях, о коих в новой исторической литературе преимущественно известно как о волнениях в римских войсках, расквартированных в Кампании [3]и выведенных оттуда благодаря хитроумию консула К. Марция Рутила (у Аппиана — Мамерка [4]), трудно извлечь из источников что–либо достоверное, настолько сообщения Ливия, Дионисия и Аппиана представляются надуманными и искаженными. Ливий при этом предупреждает сам о недостоверности его сообщений относительно событии 342 г. и замечает, что в различных источниках он находит разные и противоречащие друг другу данные [5].

К тому же и вся письменная традиция, относящаяся к I Самнитской войне, отзвуком которой должны были быть революционные события 342 г., полна противоречий и потому воспринята новой наукой с большими сомнениями. После же того, как Моммзен подверг эту традицию весьма суровой и проницательной критике [6], Низе, например, [189] отрицал историчность I Самнитской войны вовсе [7]. Так же точно поступали Э. Пайс [8]и Бургер [9]. Суждение это неминуемо распространилось и на сообщения о других событиях, связанных преданием хронологически и логически с I Самнитской войной.

Среди этих сообщений явно искаженным и сильно фальсифицированным представляется рассказ о восстании, имевшем место в 342 г. до н.э. среди войск расквартированных в Кампании и отозванных с целью их демобилизации [10]в Рим, при участии рабов, а также, вероятно, и низших слоев свободного римского населения. Уже Моммзен назвал повествование Ливия, описывающего весьма сбивчиво и противоречиво относящиеся к этому восстанию факты, сентиментальным [11]. Беглого взгляда на соответствующее место Ливия [12]достаточно, чтобы убедиться в том, насколько эта «сентиментальность» политически тенденциозна.

Однако прежде чем дать место критике Ливиева рассказа о восстании 342 г., необходимо коротко остановиться на событиях I Самнитской войны, приурочиваемых традицией к предшествующему году, в отношении которых, с тех пор как были высказаны наиболее глубокие и резкие сомнения в их историчности, наука располагает некоторыми новыми данными, учтенными более поздними исследователями, занимающими в отношении I Самнитской войны гораздо менее пессимистическую позицию. Если одним из наиболее существенных аргументов в пользу неисторичности I Самнитской войны признавалось умолчание о ней Диодора, то после опубликования «Оксиринхской хроники» [13]— сочинения, датируемого его издателями II в. до н.э. и относящегося, таким образом, ко времени старшей анналистики, вряд ли это соображение может сохранять силу. «Оксиринхская хроника» упоминает о I Самнитской войне под 340—339 гг. и при этом в непосредственной связи с Латинской войной, помещаемой ею под 339—338 гг. до н.э. [14][190]

Столкновения римлян с самнитами на кампанской территории начались еще задолго до событий, приведших к I Самнитской войне, и одно из наиболее ранних проявлений этой враждебности следует усматривать в тех препятствиях, которые чинились самнитами римлянам при закупке последними в Кампании хлеба в 411 г. до н.э. [15]Кампания представляла лакомый кусок и предмет спора не только между самнитами и римлянами. Хотя, по словам Ливия, Латинская война велась из–за требований об уравнении союзных латинян в правах с римлянами [16], то обстоятельство, что военные действия происходили преимущественно на территории Кампании, не может не заставить насторожиться и заподозрить в этом указание на непосредственный предмет латино–римского соперничества. Из Ливия явствует при этом [17], что латиняне начали в 340 г. эту войну как войну с кампанскими самнитами и переманили на свою сторону поспешивших отложиться от римлян кампанцев.

Отложение Капуи от Рима в начале Латинской войны свидетельствует о том, что рассказ о ходатайстве капуанцев перед римским сенатом в 343 г. до н.э. [18]является вымыслом анналистики, в действительности же присоединение Капуи к Риму в качестве civitas sine suffragio сопровождалось для капуанцев, равно как и для других камнанских общин, политическим и экономическим гнетом. Всеми же выгодами от этого присоединения поспешили воспользоваться римские правящие круги на зависть не только союзных латинян, но и собственных граждан из низших слоев населения. Ливий, Дионисий Галикарнасский и Аппиан согласно рассказывают о том, что в римских войсках, расквартированных в 342 г. до н.э. в Кампании, брожение началось именно вследствие зависти нищих, обремененных долгами римлян к живущим райской жизнью изнеженным кампанцам, утопающим в изобилии и не имеющим достаточно храбрости для того, чтобы защитить от посягательств чужеземцев накопленное добро. Дионисий, оживляющий свое изложение речами заговорщиков, призывавших к захвату и дележу кампанских земель и прочего имущества, заставляет их аргументировать свои призывы [191] доводами в стиле плебейской фразеологии эпохи Гракхов, что и выдает, в первую очередь, руку позднего анналиста, заимствовавшего краски для изображения событий середины IV в. до н.э. из описаний, сходных по содержанию, но значительно более поздних, а потому и более ярких и понятных народных движений конца II в. до н.э.