Людмила Боровкова - Восстание «красных войск» в Китае

Характерно, что в упомянутых указах и докладах речь всегда идет о дяньху Цзяннани и нет ни слова об арендаторах-ханьцах. В указе 1320 г., где подробно говорится о тяжести государственного налогообложения ханьских крестьян ( ханьэр байсин ), о дяньху тоже не упоминается. По словам Мэн Сы-мина, арендные отношения были характерны для Южного Китая. В Северном же Китае, где экономические позиции монголов были наиболее прочными, аренда, очевидно, не распространялась широко. Это понятно, на Севере земли оказались в основном во владении монгольской знати, здесь было много пастбищ, лесов для охоты, здесь монгольские феодалы предпочитали получать ежегодные пожалования из казны за счет доходов с податных крестьян, чем самим распоряжаться зависимыми китайскими крестьянами. В этом отношении характерен следующий факт. Выше упоминалось о голоде в племени Цзинь-вана Есянь Темура и об оказании ему казной весьма щедрой помощи. До нас дошло сообщение, что в то же время Есянь Темур «вернул двору 7 тыс. цинов земель с просьбой, чтобы местные власти собирали с них подать ( цзу ), а [ему] ежегодно давали продовольствие и деньги. [Император] согласился» [181, гл. 27, 5б].

В Северном Китае в период монгольского правления рабство получило широкое распространение. Термин цюйкоу, появившийся в империи Цзинь, был синонимом китайского термина нубэй (раб). Об этом свидетельствует современник, автор середины XIV в., Тао Цзун-и, который пишет, что монголы и сэму называют захваченных ими в плен людей: мужчин — ну (раб), женщин — бэй (рабыня), а всех вместе — цюйкоу (114, гл. 17, 208]. К 1235—1236 гг. относится сообщение в надписи на могиле Елюя Чу-цая о том, что «в то время цюйкоу, получаемые всеми князьями, крупными сановниками и всеми военачальниками и военными чиновниками, как правило, находились во всех районах и составляли около половины [населения] Поднебесной» [110, гл. 57, 834; вариант перевода, см. 24, 78].

Как известно, некоторые представители монгольской знати предлагали уничтожить всех ханьцев, а их земли превратить в пастбища [110, гл. 57, 832]. Естественно, миллионы рабов не могли найти применения в скотоводческом хозяйстве монголов. Однако Угэдэй отклонил это предложение. В 1235—1236 гг., когда проводилась перепись населения, обязанного нести государственные налоги, Елюй Чу-цай предложил включить цюйкоу в число податных крестьян [110, гл. 57, 834]. Из указа Хубилая 1271 г. [перевод см. 24, 51-52] узнаем, что во время переписи 1235—1236 гг. и, очевидно, 1270 г. в число податных крестьян включались все цюйкоу , (32/33) жившие вне дома их хозяина. Отсюда следует, что между 1236 и 1270 гг. многие ханьцы и наньцы, которых монголы называли привычным им словом цюйкоу, фактически не были рабами, а жили вне дома хозяина и вели свое хозяйство. Очевидно, в текстах того периода не всегда термин цюйкоу означает фактического раба, нередко имеются в виду зависимые от монгольских феодалов крестьяне. И после 1271 г. факты подтверждают это. Так, военачальник Али Хайя превратил 3800 крестьянских дворов в своих цзя-ну (домашних рабов). При этом он назначил чиновников собирать с них цзу-фу в свою пользу [153, гл. 30, 22б], следовательно цзя-ну вели свое хозяйство. В 1280 г. Али Хайя получил приказ императора вернуть в податные 32 тыс. пленных, которые, как известно, всегда считались у монголов рабами. В 1282 г. тому же Али Хайя адресовано повеление вернуть в минь, т.е. в податное сословие, крестьян, захваченных им и превращенных в ну (рабов). В «Эр-ши-эр ши чжа-цзи» таких примеров немало [153, гл. 30].

Трудно сказать, какую форму принимала зависимость номинальных цюйкоу, фактических крестьян, от монгольских господ. Возможно, такой формой были арендные отношения, характерные для тогдашнего Китая, хотя в источниках, как отмечалось выше, термин дяньху для Северного Китая не употребляется. В 1309 г. императорский указ запрещал всем владельцам дарственных земель ( сытянь ), а ими преимущественно были монголы, «излишне торопиться со сбором подати и вредить крестьянам ( минь ) » [181, гл. 23, 2б]. Дело в том, что в предшествующие годы принимались решения о возврате сытянь казне и, очевидно, боязнью очередного указа была вызвана поспешностью владельцев сытянь со сбором подати с арендаторов, которые, однако, называются не дяньху, а минь. В 1312 г. Юйшитай сообщал императору, что на всех землях ванов, фума, буддийских монастырей и даосских храмов владельцы «ежегодно собирают цзу [в таких размерах], что вредят крестьянам крайне» [181, гл. 24, 13б; 112, гл. 198, 5394]. Между тем точно известно, что земли буддийских монастырей и даосских храмов обрабатывали дяньху. Возможно, термин дяньху не употреблялся для населения, зависимого от монгольских феодалов, именно вследствие расхождения между тем, как сами монголы называли зависимых крестьян и фактическим положением этих крестьян.

Надо оговориться, что расхождение между термином цюйкоу и действительным положением обозначаемого им населения не было общим явлением: немало цюйкоу оставалось на положении настоящих рабов, которых эксплуатировали как рабов и которыми торговали на специальных рынках в городах Северного Китая [100, 189].

То, что монголы называли своих зависимых крестьян (33/34) рабами, а также ухудшение положения дяньху в империи Юань в какой-то мере объясняет тот факт, что по юаньскому законодательству цюйкоу, нубэй и дяньху находились в одинаково бесправном положении (178, гл. 18, 44а-44б; 181, гл. 103, 12б, гл. 109, 7б].

Таким образом, в Северном Китае положение основных групп крестьянства было тяжелее, чем в Южном. При этом классовые противоречия в Северном Китае в значительной мере совпадали с национальными, поскольку основными эксплуататорами здесь выступали монголы. Не случайно восстания вспыхнули раньше всего в Северном Китае и начали их податные крестьяне, выполнявшие строительную повинность. Именно в Северном Китае развернулись решающие бои между китайским крестьянством и монгольскими правителями.

В Центральном и Южном Китае основными эксплуататорами крестьянства были китайские феодалы, сохранившие свои земельные владения времен империи Сун и расширившие их при династии Юань в силу относительной слабости ее позиций в этих районах.

Высокая степень эксплуатации дяньху, особенно в долине Янцзы и на морском побережье, отразилась на характере восстаний крестьян на Юге, они направлялись в первую очередь против «своих», китайских, феодалов.

Северокитайские, ханьские, феодалы ближе, чем феодалы Юга, стояли к монгольским правителям, будучи их главными помощниками в управлении страной. Позднее, во время восстания, особенно на втором этапе, ханьские феодалы выступили в защиту иноземных властителей.