Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

В любом случае, в текстах, датированных 330 годом (Вавилон и Ларса), Александр носит титул "царя многих стран", который Дарий носил за несколько месяцев до этого (февраль - март 331 г.), согласно табличке из Ларсы. Если свести все просто к хронологической ссылке, очевидно, что сообщение о царе не затрагивает незыблемых фактов вавилонской истории. Кроме того, легко понять, почему столь подробно и тщательно описанная в рассказах греческих и римских авторов смерть Александра не заслужила ничего, кроме краткой пометки в очень длинной астрономической табличке, датированной 1 годом царя Филиппа (сводный брат и преемник Александра), в которой зато даются крайне точные и подробные сведения относительно положения планет в рассматриваемый период.

Таким образом, видно, что политический горизонт составителей нашей таблички не выходит за рамки интересов великого храма Мардука в Вавилоне, Эсагилы. Вероятно, только вследствие особых милостей, оказанных ему Александром, возникло упоминание о поражении Дария и довольно детальное сообщение об отношениях, которые новый царь сумел сформулировать и установить с вавилонской аристократией. Напротив, в табличке ничего не говорится о другом соглашении между персидскими властями Вавилона (Мазеем и Багофаном) и Александром - соглашение, не касавшееся храма напрямую и которое позволяют выявить только греко-римские источники и нумизматические документы. Согласно Квинту Курцию, Александр был принят Мазеем, "который укрылся в этом городе после сражения. Он предстал перед Александром со своими уже взрослыми детьми: он сам передал город в его руки" [32] IV. 1.17. . Именно этот акт капитуляции хотел проиллюстрировать Торвальдсен в известном рельефе (рис. 27) [33] Об иконографической программе Торвальдсена см.: P. Calmeyer. Die Orientalen, 1990b. .

Найденная табличка подводит нас к тому, что мы знаем из греко-римских текстов, и соединяет с аналогичными размышлениями относительно египтян - она подтверждает, что персидское поражение не объясняется просто внутренней враждебностью вавилонян или египтян по отношению к Дарию и персидскому владычеству. Заключая соглашение с вавилонскими храмами, Александр всего лишь продолжил традиционную ахеменидскую политику, но ничего не указывает на то, что Дарий от нее когда-либо отклонялся.

В общей сложности, результаты исследований документов ахеменидской эпохи периода Дария скорее можно считать неудовлетворительными. Материальные свидетельства (археологические, нумизматические) или отсутствуют, или очень неопределенные, и, при любом раскладе, они не приносят ничего действительно нового и оригинального. Египетские монеты подтверждают точность имен сатрапов, назначенных Дарием, но они не опровергают нашего подхода к этому моменту истории. Хотя надпись Самтутефнаха трогательна и оригинальна, она не говорит нам ничего нового ни по поводу самого Дария, ни по поводу его политики. Даже информация, извлеченная из астрономической вавилонской таблички, менее важна, чем могло поначалу показаться: хотя она уточняет условия инвеституры Александра, "царя многих", жречеством и властями города, мы ничего не узнаем о политике и стратегии Дария после Гавгамел. В лучшем случае использование этих документов сводится к их четкому включению в документальную базу, созданную на основе прежде всего греко-римских источников. Даже при том, что обе истории тесно связаны, в конечном счете ахеменидские документы, к сожалению, меньше касаются истории царствования Дария, а скорее обогащают историю завоевания Александра и описание последствий этого завоевания.

Чтобы выявить тенденции, определявшие суждения о Дарий III и его империи, необходимо рассказать, как рассматривались этот персонаж и его действия с тех пор, как в первые десятилетия XIX века стали расширяться исследования Античности на документарной и филологической базе, которые старались сделать в рамках "науки об Античности" (Altertumswissenschaft) достаточно прочными и строгими. Однако, мы увидим, до какой степени некоторые из суждений и интерпретаций, высказанных в более ранние времена, не подвергались практически никаким сомнениям - ни в обосновании, ни в выражении.

Даже если бы Дарий как самостоятельный персонаж привлекал бесконечно меньше внимания, можно было бы сказать, - как мы говорим это регулярно по поводу Александра, - что каждый историк придумал своего Дария. Поскольку еще со времен Античности имелось два изображения Александра, одно - положительное, а другое - отрицательное, так существует и два полностью противоположных портрета Дария, созданных специалистами по греческой истории и специалистами по истории персидской: изображение царя, полного достоинств, столкнувшегося с неразрешимой задачей, и изображение подлого и недостойного царя, оказавшегося неспособным защитить свою честь и честь своей страны.

Тому, кто пытается создать историю темы и/или образа, всегда сложно определить точку отсчета. В данном случае очень соблазнительно обратиться к XIV веку и упомянуть не слишком прогремевшее произведение Бокаччо (1313-1375), опубликованное на латинском языке под названием "De caslbus virorum illustrium" и переведенное на французский язык Лораном де Премьерфэ под названием "Благородные неудачники". Среди персонажей с трагической судьбой Бокаччо не упустил вывести нашего Дария ("De Darlo Persarum rege", книга IV, глава VIII).

Представленный (неправильно) как сын и преемник Оха (Артаксеркса III) [1] Согласно традиции, которой следовал и Бокаччо, Дарий напрямую наследовал престол после Артаксеркса III; его предшественник Арсес ими полностью игнорировался. , Дарий показан как наиболее могучий из людей своего времени, что, по контрасту, позволяет автору повести свой рассказ о несчастливой судьбе персидского царя. Дважды разгромленный в ходе целой вереницы сражений и два раза бежавший, Великий царь укрывается в Вавилонии и пытается вести переговоры о возвращении попавших в плен принцесс крови. Увидев, что договориться с Александром невозможно, он готовит войско и в третий раз встает лицом к лицу с македонской армией. Снова потерпев поражение, Дарий хочет покончить с собой, но в этом ему мешают его близкие, и он бежит, взяв с собой несколько спутников. Он направляется в Парфию, скорее как заключенный, чем как царь: он связан позолоченными путами и его везут в повозке. Вскоре его смертельно ранит Бесс, "самый близкий из его друзей". Умирающего от жажды, его спасает неизвестный персидский солдат, которому он высказывает свою последнюю волю. "Таким был конец столь великого, могучего и богатого царя". Однако он не был оставлен без погребения. Персидский солдат сумел убедить Александра, и тот пришел почтить останки своего врага и приказал организовать "торжественные царские похороны согласно персидским традициям".