Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

Квинт Курций описывал Дария как "чистосердечного и приятного по своей природе" и даже как "доброго и безупречного" [51] Квинт Курций VI0.14: natura simplex et mitis; III.8.5sanctus et mitis. . Но, стало быть, он умеет поддаваться порывам страстей. В другом exemplum, который иллюстрирует "хорошего царя", Дарий утверждает, что "он не совершил бы жестокости и не заставил бы убивать людей, которые стремились к нему, и кто были его солдатами" [52] Квинт Курций III.8.5. . Но выражение, использованное Квинтом Курцием, похоже, не столь хвалебно, как это может показаться: на фоне стойкости характера Александра мягкость Дария могла бы означать также и слабость, как это видно у Плутарха в парных портретах Кира Младшего и Артаксеркса, и в их дебатах, которыми они иллюстрируют две модели царской власти:

"Впрочем, в натуре царя [Артаксеркса] была некоторая медлительность, которую многие принимали за умеренность. Вначале казалось, что он хочет повторить во всех отношениях мягкость своего тезки Артаксеркса... Между тем те, кому нравились переменчивость и возбуждение, считали, что ситуация требует другого человека, такого как Кир, ярких достоинств, в высшей степени годного для войны и преданного своим друзьям, и что величие империи требовало гордого и честолюбивого царя" (Art. 4.4; 6.1).

У Квинта Курция есть и третье определение: Дарий имел "приятный и управляемый характер" [53] Квинт Курций III.2.17: mite ас tractabile ingenium. . Быть "управляемым" означает также, что царь нерешителен: "Каждый день он призывал своих советников на совет: их мнения постоянно расходились" [54] Квинт Курций III.8.6. . Испытывая нехватку собственного мнения и душевных сил, царь стал игрушкой в руках своих придворных, которые побуждают его изменять принятое решение [55] Диодор XVII.30.4.1. , даже когда "мнение Харидемоса нравилось царю больше, чем точка зрения его придворных" [56] Квинт Курций Ш.8.3. . Он позволяет убаюкивать себя "надеждами, которые внушали ему высокопоставленные лица с присущей им традиционной легкостью" [57] Квинт Курций III.2.10: solita vanitate. .

Использованная терминология ставит Дария в длинный ряд царей, погубленных плохими советниками и льстецами. Дебаты об этом были особенно животрепещущими при дворе Александра [58] См. например: Плутарх. Александр 23.7; Moralia 65CD; Арриан rv.8.3,8.6,9.9; Лукиан. Как пишется история 12, и т.д. . Говоря о Дарий, а затем об Александре - естественно, при весьма отличающихся обстоятельствах, - Арриан обрушивается, практически в идентичных терминах, на "этих людей, которые только и знают, что льстят, и приходят и будут приходить к каждому последующему царю, доводя того до разрушения" [59] Арриан II.6.4 (Дарий до Исса); IV.8.3 (Александр и дело Клейтоса: «Эти люди, которые все время вели царей к их гибели и которые не переставали им вредить, льстя Александру, говорили, что...»). . Но вследствие этого Дарий страдает от своих собственных дефектов характера, благодаря которым он является совершенно ужасным военачальником:

"Все это заставило Дария колебаться в принятых решениях: он должен был лично принять сторону той партии, мнение которой казалась ему наиболее правильным... Со всех сторон ему кричали, что их кавалерия раздавит своими копытами македонскую кавалерию. Возобладали плохие советы, потому что в тот момент их было приятнее слышать" (II.6.4,6).

Образ нерешительного царя, игрушки в руках своих советников, чрезвычайно распространен и важен в монархической литературе. Размышления о Дарий четко вписываются в общее течение эллинистической философии, посвященной вопросам царской власти. Книга VI Атенея в большей части посвящена дискуссии пирующих философов, рассуждающих относительно двух похожих человеческих типов, одновременно отвратительных и смехотворных, таких как нахлебник и льстец [60] Атеней. Deipnosophistes VI 234с-262а . Многочисленные эссе о лести были опубликованы, например, Теофрастом, учеником Аристотеля, а также стоиком Клеархом из Сол. Полибий также посвятил множество своих трудов этой теме, поскольку считал, что влияние советников таково, что их следует выбирать с особым тщанием. Он не преминул также гневно высказаться относительно множества подобных царских советников, особенно при дворе Лагидов. Один из морализаторских опусов Плутарха озаглавлен "Как отличить льстеца от друга?" Не используя целенаправленно пример персидских царей, автор клеймит в нем многих "изнеженных владык", которые, предавшись роскоши и удовольствиям, отдают реальную власть в руки льстецов [61] Плутарх. Moralia 54–56. . Он разоблачает лесть, которая, согласно его утверждению, может вызвать "разрушение великих домов и крупных предприятий, часто даже приводя к гибели империй".

Аналогичную формулировку мы обнаруживаем у Сенеки [62] Сенека. De beneficiis VI.30–31. : цари, которые слушают льстецов, "притягивают к себе бесполезные войны и все губят... Они гибнут сами, губят своих близких и огромные империи". Эта фраза извлечена из длинного exemplum, построенного на отношениях между Ксерксом, льстецами и Демаратом. Сенека развивает идею о том, что "тем, кто обладает всем, более всего не хватает тех, кто сказал бы им правду", вместо того чтобы быть оглушенными ложью окружающих их льстецов. В качестве доказательства от противного Сенека использует совет, созванный Ксерксом, о котором он, разумеется, прочитал у Геродота, но который он весьма изобретательно приспосабливает для своих нужд. "Душа самоуверенная и позволяющая себе забыть о ненадежности средств, которым она доверяет, царь, задав вопрос своим советников, нашел только подстрекательство": в результате его придворные, которые толкали его к войне, "перевозбудили человека, уже склонного к безумной заносчивости". Единственный человек, грек Демарат, осмелился поставить под сомнение обоснованность столь щедрых советов. Говоря о будущем, Демарат подчеркнул в своем обращении к Ксерксу, что сама масса его армий стала бы для него непреодолимым затруднением при войне с греческими армиями: "Дальнейшие события подтвердили прогнозы Демарата: перс, который разрушал божественные и человеческие законы... сумел оценить разницу между армией и мятущейся толпой. Ксеркс, более вызывающий жалость вследствие стыда, чем потерь, поблагодарил Демарата за то, что тот сказал ему правду, и позволил ему попросить то, что тот желает... Он заслужил вознаграждение, прежде чем попросил о нем; но сколь должен был быть жалок народ, где не оказалось никого, кто мог бы сказать правду царю!"

Конечно, Сенека прямо не назвал Дария. Но очевидно сравнение с поведением Ксеркса по отношению к Демарату у Квинта Курция и у наших авторов. Дарий действует и реагирует точно по образцу анонимного властителя, описанного Сенекой, "пришедшего к тому, что он более не- знал правды вследствие привычки слышать то, что льстит ему, вместо того, что является истинным... Он уступает гневу вместо того, чтобы тормозить его... Он наказывает за непроверенные факты так же, как если бы они были подлинными, он считает столь же позорным позволить себе уступить, как позволить себе сражаться".