Джон Бальфур - Расцвет и упадок Османской империи. На родине Сулеймана Великолепного

Султан, который также лично поддерживал своих солдат в атаках, был возмущен этой неудачей. Тем не менее, согласно плану наступило время ввести в бой янычар, находившихся в резерве до нанесения главного удара. Без малейшего промедления они двинулись к укреплениям ускоренным шагом, подбадриваемые военной музыкой и строго соблюдая строй под градом летевших им навстречу со стороны обороняющихся снарядов. Мехмед сам вел их вперед, и все время останавливался, выкрикивая воодушевления, тогда как один ряд янычар сменял другой. После продолжавшейся целый час рукопашной воины не смогли продвинуться сколько-нибудь существенно вперед. Христиане, бившиеся уже на протяжении четырех часов почти без передышки, продолжали отчаянно сражаться.

А затем на защитников города обрушились две роковые неудачи. Во-первых, после вылазки против фланга турок по оплошности остался незакрытым подземный выход из крепости под башней Керкорта в северном углу крепостных стен, и прежде чем его смогли закрыть, отряд турок прорвался внутрь и начал взбираться на надвратную башню. С ними можно было бы справиться, если бы не второе несчастье. Джустиниани был тяжело ранен выстрелом в упор, пробившим его нагрудный панцирь. Страдая от сильнейшей боли, он умолял унести его с поля битвы. Напрасно пытался император уговорить его: «Не бросай меня в момент опасности. Только от тебя зависит спасение этого города». Были открыты внутренние ворота, и люди Джустиниани понесли его по улицам города к Золотому Рогу, где погрузили на генуэзское судно. Увидев, что Джустиниани ранен и больше не принимает участия в сражении, многие генуэзцы также последовали за ним, поспешно придя к выводу, что сражение проиграно.

Воцарились паника и смятение. Стремясь быстро воспользоваться возникшим преимуществом, султан закричал: «Город наш!» – отдал приказ янычарам провести последнюю атаку на ворота святого Романа. Ее возглавил анатолийский гигант Хасан, оружием прокладывая себе путь, по которому шли другие, к вершине частокола. Поверженный на колени, Хасан был убит защитниками города. Но оставшиеся в живых удержали свои позиции и вскоре были поддержаны другими янычарами, оттеснившими греков и начавшими обстреливать их сверху. Многим янычарам удалось достичь внутренней стены и подняться на нее, не встречая сопротивления.

Над башней Керкорта взвились турецкие флаги и разнесся общий крик: «Город взят!» Император между тем галопом мчался к потайным воротам. Но замешательство достигло такого уровня, что было слишком поздно закрывать их, и турки, которым противостояло лишь небольшое число генуэзцев, рвались через ворота потоком. Константин увидел, что бой проигран. Воскликнув: «Город взят, а я все еще жив», – он спешился с коня, сорвал с себя знаки отличия и бросился в отчаянный рукопашный бой с подходившими янычарами, после которого никто никогда больше не видел его.

…В то время как священники все еще продолжали читать молитвы у алтаря, большинство молящихся уже были связаны друг с другом. И женщин, посрывав с них платья и шарфы, толпами гнали по улицам к бивуакам, где солдаты свирепо боролись друг с другом из-за обладания девушками и молодыми женщинами.

Султан Мехмед отложил свой триумфальный въезд в город, который он покорил, до вечера того же дня. Затем, эскортируемый своими телохранителями из янычар, в сопровождении своих министров он медленно проехал верхом по улицам города, прямо к церкви Святой Софии. Спешившись у дверей церкви, он нагнулся по восточному обычаю, подняв пригоршню земли, посыпал ею свою голову как акт покорности своему богу. Войдя в церковь, султан прошел к алтарю. И тут он заметил турецкого солдата, пытающегося вырубить кусок мраморного пола. Султан повернулся к нему и спросил, почему тот разрушает пол. «Во имя веры», – ответил солдат. Тогда султан ударил его своим мечом, говоря: «Для тебя достаточно богатств и пленников. Здания города переходят ко мне». Турка выволокли за ноги и вышвырнули вон.

После того как султан объявил свободными нескольких греков, все еще таившихся по углам церкви, и разрешил без помех уйти священникам, Мехмед отдал распоряжение, чтобы церковь была переделана в мечеть. Мусульманский святой забрался на кафедру и произнес молитву. Затем султан сам взошел по ступенькам алтаря и почтительно поклонился Аллаху, который принес ему победу. Когда он вышел из церкви, на улицах царила тишина.

Падение Константинополя поразило всех. Сетования особенно громко раздавались в тех странах, что ничего не сделали, чтобы спасти город. С большим опозданием христиане осознали все значение потери этого последнего бастиона. Теперь действительно случилась то, что угрожало всей западной цивилизации.

Дата падения Константинополя – 29 мая 1453 года – сохранилась среди мифов истории как поворотный пункт между Средними веками и современностью…

С момента своего восшествия на престол Мехмед II видел себя в качестве наследника классической Римской империи и ее христианского преемника. Теперь завоевание Константинополя только утвердило его в этой роли. Перед ним была Византия, которую нужно было возродить в новом облике. В процессе обучения и опыта управления предшествующих времен Мехмед постепенно превратился в молодого человека с далеко идущими планами относительно дальнейшего строительства империи. Хорошо знающий историю, сверхуверенный в своей способности достичь и удержать в руках абсолютную власть, Мехмед стремился соперничать и даже превзойти в качестве мирового завоевателя достижения Александра Великого и римских императоров. Как уверял Мехмеда критский историк Георгий Трапезундский, позже вызванный ко двору султана: «Никто не сомневается, что вы являетесь императором римлян. Тот, кто законно владеет столицей империи, тот и есть император, а Константинополь есть столица Римской империи». Он одновременно был Кайсар-и-Рум, Римским Императором, наследовавшим Августу и Константину, и Падишахом, что по-персидски означает «тень Бога на земле».

С точки зрения собственно турецких традиций, Мехмед унаследовал всю верховную власть, являющуюся всегдашней мечтой ислама о мировом господстве, отрицающую право Запада на то, чтобы стать «сувереном двух земель и двух морей» – Румелии и Анатолии, Средиземного и Черного морей. С захватом Константинополя султан добился успеха там, где прежде халифы терпели неудачу. Глубокоуважаемый как величайший мусульманский властитель со времен первых четырех халифов, Мехмед выполнил священную миссию как наследник династии, которую он соединил с династиями великого исламского прошлого. Определив себя в качестве хана, гази и кесаря в одном лице – универсальным властелином, персонифицирующим турецкие, исламские и византийские традиции, Мехмед должен превратить город в центр одного моря и одной империи.