Антон Антонов-Овсеенко - Портрет тирана

В центральном аппарате НКВД ситуация, сложившаяся наверху, стала ясна сразу. Гибель Кирова предрешена — так рассуждали, не таясь, приезжие сотрудники в гостинице НКВД на Сретенке («Селект»). В сущности, у Кирова не было выбора. Свергнуть Сталина он не мог: мешали стойкие партийные предрассудки и глубокий инфантилизм. Оставалось пассивно ждать собственной гибели…

По возвращении в Ленинград Киров поехал отдыхать в Сестрорецк. Он пригласил старого друга, рабочего Алексея Севостьянова. С ним Киров познакомился в бытность первым секретарем ЦК партии Азербайджана, на строительстве Шалларского водопровода. Там, в горах близ Баку, они вместе охотились.

В Сестрорецке, в разговоре с другом, Киров обронил:

— Алеша, моя голова уже на плахе. Меня убьют.

…В 1956 году Севостьянов работал в Министерстве черной металлургии. По просьбе Н.С. Хрущева он коротко рассказал о беседе с Кировым памятной весной 1934 года в Сестрорецке и обещал подробно описать встречи с Сергеем Мироновичем.

Севостьянов пришел домой, нажал на звонок и, когда жена открыла дверь, упал замертво на пороге. Это был крупный, могучего сложения мужчина. У таких сердечные приступы не редкость.

Севостьянов не единственный чудом уцелевший свидетель. Киров высказал опасения за свою жизнь в присутствии секретаря Ленинградского обкома комсомола Соболева и его жены.

…В 1911 году, за несколько месяцев до гибели, глава царского правительства, Петр Столыпин сказал министру финансов Коковцеву доверительно: «Меня убьет моя же охрана» [119] (…) .

Кирова тоже не предчувствие мучило, он был уверен в скорой гибели, он ждал расправы.

Софья Львовна, старшая сестра Марии, жены Кирова, член партии с 1911 года, считалась крестной матерью Сергея Мироновича по партии. Пройдет двадцать два года после убийства, и она расскажет, как Киров жил с февраля 1934 года в ожидании смерти. Каждое утро Мария Львовна тревожным взглядом провожала мужа до автомашины. И так-все десять месяцев, вплоть до 1 декабря. Постоянный страх за его жизнь, и, как эпилог, смерть Кирова повредили ее рассудок. Во время войны Софья Львовна увезла больную сестру из блокадного Ленинграда.

Софья Львовна скончалась внезапно, в кровати, слушая по радио репортаж о XXII съезде партии. (Еще одно — не последнее! — эхо убийства Кирова.) Она оставила рукописные воспоминания, в них есть строки, посвященные взаимоотношениям Кирова со Сталиным.

Примерно через месяц после закрытия XVII съезда генсек стал часто вызывать Кирова в Москву. Он и прежде резко критиковал его за разного рода упущения, теперь же устраивал настоящие разносы. На заседаниях ПБ Сталин демонстрировал свою власть. Если кто-либо пытался ему возражать, Хозяин покидал кабинет. Тогда за ним посылали Кагановича или Кирова, подолгу ждали возвращения…

Споря с Кировым, Вождь обычно отвергал его предложения. Он требовал выявлять и уничтожать «врагов народа», которых в Ленинграде, благодаря ротозейству обкома, развелось тысячи. Киров наотрез отказывался участвовать в избиении партийных кадров, однако со всей душевной щедростью громил с партийных трибун сторонников Зиновьева.

Но Сталин был неистощим на упреки:

— Ты используешь борьбу с оппозицией для того только, чтобы укрепить свою личную власть.

После очередного заседания ПБ Киров возвращался в Ленинград подавленным, долго не мог успокоиться.

…Однажды Каганович преданно и, как всегда, сдерживая внутреннее «волнение» доложил на заседании ПБ, что московская организация умеет ценить товарища Сталина и отдавать должное его гению. А вот о ленинградских товарищах этого не скажешь…

Пришлось Кирову вызвать всех секретарей ленинградских райкомов и предложить им перестроить работу.

— Надо решительно поднимать авторитет генерального секретаря в массах, — распорядился Киров.

В Политбюро Киров представлял умеренное крыло ЦК. В тридцать втором году он был вместе с теми, кто выступал против казни Рютина. Киров высказался за умеренную политику в голодающей деревне. Он предлагал не диктовать писателям, художникам партийную волю, а создавать атмосферу доверия между творческой интеллигенцией и властью. Были у Кирова разногласия со Сталиным и в вопросах международного коммунистического движения.

Не будем, однако, преувеличивать этих разногласий. Киров, как и все сталинцы, призывал к непримиримой борьбе с оппортунистами всех мастей. Он участвовал в травле Угланова. Вместе с Серго «разоблачал» правых на XVI съезде.

И славил Сталина.

«…Наша партия как никогда едина, монолитна, тверда и сплочена вокруг своего Центрального Комитета и вождя товарища Сталина», — заявил Сергей Киров на XVII съезде [120] С. М. Киров. Статьи и речи. М., 1934, с. 170. .

Преданность — это всегда хорошо.

Впрочем, Коба убивал и более преданных.

Если вглядеться в лица Вандерлюбе, Ли Освальда, Сирхан-Сирхана, поразмыслить над их поведением, поступками, то на передний план выступит одна общая присущая им черта. Это озлобленные неврастеники, люди ущербные, неполноценные духовно и физически.

Таким был и Леонид Николаев.

Разные легенды ходят о человеке, совершившем «убийство века» (впрочем, в наш век громким убийством удивить трудно).

Сын пропащего алкоголика, Леня Николаев родился уродом. Ходить он начал лишь в четырнадцать. Кривые ножки, маленький рост и огромная обида на человечество — таков портрет шестнадцатилетнего юноши, вступившего в 1920 году в партию большевиков. Участвовал в набегах продотрядов на деревню, позднее освоил профессию сверловщика, но работой на заводе тяготился. Обойденный судьбой, вечно недовольный, он завидовал партслужащим и стремился занять пусть маленький, но руководящий пост.

В 1930 году он устроился в сектор цен ленинградской РКИ. Помог десятилетний партийный стаж. Для первого шага неплохо. Перспективно. Чтобы упрочить свое положение, Николаев поступает в вечернюю партшколу. Заканчивает ее.

Однако вскоре ему, за отсутствием всяких деловых способностей, пришлось покинуть важное учреждение. Случилось это в январе 1932 года, в период массовой чистки партии. Чистку Николаев прошел благополучно, однако с трудом устроился на второстепенную работу в архиве районного комитета партии.

Еще один чувствительный укол больному самолюбию.

Зато во время партийной чистки, которая началась на новой службе, Николаев чувствовал себя королем. Он неизменно садился в первом ряду конференцзала и задавал коммунистам каверзные вопросы. Это же наслаждение — видеть перед собой на сцене партийного начальника, потерявшего руководящий апломб и опасливо озирающегося по сторонам…

Когда в Ленинграде объявили мобилизацию коммунистов на железнодорожный транспорт, Николаев попал в список одним из первых. Конец карьеры?!.. Николаев пожаловался в райком, потом в горком партии. Не помогло. Написал лично Кирову. Из приемной первого секретаря заявление — бюрократическая машина была уже надежно отлажена и прекрасно смазана — переслали в тот же райком! Доведенный до крайности, Николаев наотрез отказался ехать на трудовой фронт. За что, естественно, был исключен из партии.