Антон Антонов-Овсеенко - Портрет тирана

…То Ульрих там вершил кровавый ритуал.

Большую заботу о тружениках суда проявило Политбюро. «Для предварительного расследования дел» специальным решением ПБ была создана тройка в составе Берии, Вышинского и Шкирятова. Сталинская машина располагала двумя судилищами, и оба были тайными. Верховный суд, в отличие от суперверховного Особого совещания, имел статус официального учреждения. Но поскольку проникнуть туда не было дано никому, даже матери завтрашнего покойника, он стал легальным дублером сталинской тройки. Так Ульрих был избавлен вообще от необходимости что-либо решать. Он мог теперь со своей бригадой не удаляться в совещательную комнату. Но тогда нарушился бы стройный ход спектакля.

В Лубянском театре были свои драматурги, режиссеры, актеры, статисты. И своя костюмерная, свой реквизит. Заплечных дел мастера сумели поднять обыкновенную судебную расправу до уровня театрального действа.

Устраивались генеральные репетиции — для выездных спектаклей-процессов. Публика менялась часто, только большую часть действующих лиц почему-то не выпускали, а выносили ногами вперед, ибо имелось одно существенное различие между театром лубянским и всамделишним: выстрелы были настоящие.

Основной творческий состав театральной труппы — руководителей и ведущих актеров-следователей кремлевский Меценат подбирал сам. Н.С. Хрущев рассказывал на XX съезде партии о вызванном на заседание президиума ЦК следователе Родосе, «никчемном человеке, с куриным кругозором, в моральном отношении буквально выродке». И этот сталинский выкормыш допрашивал таких деятелей как Косиор, Чубарь, Косарев…

Родосы нужны были Сталину в центральном аппарате Органов Москвы и Ленинграда, на постах уполномоченных Лубянки в Одессе и Ростове, Ташкенте и Хабаровске. Он подбирал отъявленных мошенников и проходимцев, садистов по призванию, полуграмотных и наглых, зато преданных работодателю как может быть предан своему атаману лишь разбойник. На поверхность всплыла вся социальная нечисть — уголовник вербовал уголовников.

…Работал в тридцать седьмом году на Украине лейтенант Долгих (тогда носил в петлицах два кубика). Он прославился тем, что во время пыток-допросов поил арестованных членов ЦК своей мочой. Его усердие и находчивость в искоренении «врагов» были замечены. Долгих дослужился до генеральских погон и стал незаменим. Настолько незаменим, что уже после смерти Сталина возглавил ГУЛаг. Новое правительство назначило его заместителем министра внутренних дел.

«У чекиста должно быть горячее сердце, холодный ум и чистые руки», — завещал покойный Феликс Дзержинский. Вешатели призыва тридцать пятого года мало походили на рыцарей с революционного плаката, то были люди иного склада. Слежка и преследование честных работников, перлюстрация писем, подслушивание, шантаж, провокации, насилие, растление малолетних, изощренные пытки и казни в подвалах, — все это и еще многое другое требовала служба НКВД от своих сотрудников. Грабежу-мародерству они предавались в порядке самодеятельности.

В 1918 году Дзержинский составил инструкцию о производстве обысков и арестов.

«Пусть все те, которым поручено производить обыски, лишать человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям арестуемым и обыскиваемым, пусть будут гораздо вежливее, чем даже с близким человеком. Пусть помнят, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он представитель Советской власти — рабочих и крестьян и что всякий его окрик, грубость, несправедливость, невоспитанность — пятно, которое ложится на эту власть» [157] (…) .

Прекрасная инструкция. Непонятно только, кому она адресована. Если царским жандармам, то они — Дзержинский сам тому свидетель — относились к «господам политическим» вполне корректно. Если — чекистам сталинской выучки, то они руководствовались совсем иной инструкцией. Нет, покойного Дзержинского они уважали. Разве стены пыточных кабинетов не его выразительный портрет украшал… рядом с ликом Вождя?

Инструкция Дзержинского напомнила мне осень 1937 года. Генерального консула в Барселоне Антонова-Овсеенко вызвали в Москву в конце августа. В подъезде Второго дома Совнаркома Владимира Александровича встречает испуганный взгляд лифтерши. Почти все двери семиэтажного здания опечатаны большими сургучными печатями НКВД. Арестован Сулимов, председатель СНК Российской Федерации. Теперь он враг. И Крыленко, соратник по октябрьским боям. Погибли Тухачевский и другие славные полководцы.

Прошла неделя и еще одна. Вставать каждое утро без всяких обязанностей, провожать бесцельно прожитый день и длинной ночью ждать — чего?

Сталин вызвал Антонова-Овсеенко в Кремль на тридцатый день пребывания в Москве. Он начал с упреков. Оказывается, Антонов действовал в Испании слишком самостоятельно, не согласовывая своих шагов с Наркоматом иностранных дел. На него поступило много жалоб.

Владимир Александрович объяснил:

— Необходимо было принимать подчас рискованные, смелые решения немедленно, как того требовала сложная боевая обстановка.

Видимо, он убедил собеседника. Через день последовало назначение на пост наркома юстиции. А в сером доме на Большой Дмитровке в своем кабинете на пятом этаже генеральный прокурор Вышинский уже заготовил ордер на арест нового наркома.

…Поздний вечер 11 октября. Ассистент режиссера Д.И. Васильев никак не расстанется с Антоновым, уж очень интересные подробности рассказывает герой Октября. Постановщику фильма «Ленин в Октябре» М. Ромму разрешено показать на экране только Ленина, Сталина, Дзержинского и Свердлова. Такова воля самого Сталина.

…Васильев ушел поздно ночью. А через полчаса пришли люди в форме НКВД. Грубые окрики, циничные ругательства (какая уж там «инструкция»…), разбросанные вещи… Арестованного забрали на Лубянку. Вывезли все бумаги. То, что от них осталось, попало позднее в госархив, но доступ к этим документам был открыт лишь 40 лет спустя.

Сохранился Акт № 463, составленный 22 января 1938 года, на конфискованное имущество. Вот некоторые предметы и их оценка в современных масштабах цен).

Могу засвидетельствовать, что квартира отца нисколько не походила на изображенную в Акте лавку нищего старьевщика. У Антонова-Овсеенко было ценное собрание книг, как и подобает писателю и публицисту, владевшему несколькими европейскими языками. Но библиотека в опись не попала. Так же как и подлинные гравюры известных художников, пишущая машинка, радиола с восемью альбомами пластинок, драгоценности жены, ее беличья шуба, дорогие французские духи, купленные в Париже проездом из Испании на родину, и многое-многое другое.