Кирилл Столяров - Палачи и жертвы

Попытки выяснить в ЦК КПСС местонахождение облигаций Ордынцева тоже ни к чему не привели. И все — на нет суда нет.

Ордынцев уже из Игарки, куда его сослали, снова обращается с заявлением к Р. А. Руденко и, кроме того, в Секретариат Президиума ЦК КПСС — к Д. Н. Суханову, но все без толку — оба адресата не ответили ссыльно–поселенцу. Тогда он в феврале 1955 года просит Н. С. Хрущева вмешаться и защитить его законные требования, указав в письме, что имеет двух малолетних детей, фактически лишенных средств для существования.

В материалах дела нет сведений о том, кто на сей раз дал команду разыскать облигации и где именно они нашлись, известен лишь итог — 12 марта 1955 года жена Ордынцева получила в Прокуратуре Союза облигации на сумму 75325 рублей. Вернули ей не все: те облигации, на которые в течение 1953–1954 годов пали выигрыши, ей не отдали.

В этой процедуре Прокуратура Союза выступила в незавидной роли передаточной инстанции. Но этим действия Прокуратуры не ограничились — налицо были признаки преступления. Поскольку установить номера облигаций, ранее принадлежавших Берии и его окружению, не составляло особого труда, была, скажем так, раскинута тонкая сесть, после чего оставалось ждать, когда в ней запутается птичка.

В начале второй декады мая 1956 года в одной из сберегательных касс города Москвы при получении выигрыша в 10000 рублей задержали гражданку Ч., оказавшуюся ответственной сотрудницей Управления делами Совета Министров СССР. На допросе Ч. призналась, что уже получила выигрыши по 17 облигациям и что дал ей эти облигации ее непосредственный начальник — товарищ Суханов Дмитрий Николаевич.

Здесь, думаю, не обойтись без пояснения. Дмитрий Николаевич Суханов, 1904 года рождения, русский, из рабочих, образование низшее, на заре трудовой деятельности был курьером на Ярославской спичечной фабрике, а в дальнейшем прочно связал свою жизнь с партаппаратом: семь лет (с 1922 по 1929) он ведал статистической частью Ярославского губернского комитета ВКП(б), три года возглавлял сектор регулирования роста партии в ЦК КП(б) Узбекистана, а затем попал прямо в оргинструкторский отдел ЦК ВКП(б). Анкетные данные у Дмитрия Николаевича были лучше некуда, и в 1936 году он стал бессменным помощником Г. М. Маленкова. Наименования должностей Суханова менялись по мере возвышения патрона, но существо взаимодействия оставалось неизменным — он следовал за Маленковым как нитка за иголкой. В 1954 году, уже похитив облигации, он был назначен помощником Председателя Совета Министров СССР, а с середины февраля 1955 года — заведующим Секретариатом заместителя Председателя Совета Министров СССР, ибо к тому времени путеводная звезда Маленкова покатилась вниз.

Совершив преступление, Суханов твердо рассчитывал на безнаказанность и, не случись губительный для него прокол с приговором по делу Ордынцева, прослужил бы в Кремле еще долго. Да и гражданка Ч., давняя любовница Суханова, не выдала бы его, потому что ничего не знала о происхождении облигаций.

На предварительном следствии взятый под стражу Суханов признал себя виновным в том, что похитил облигации на сумму 106500 рублей, а также восемь штук часов различных марок и золотой значок, которые были изъяты при аресте Берии и его подчиненных.

17 августа 1956 года Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда вынесла приговор: «Суханова Дмитрия Николаевича на основании статьи 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июля 1947 года «Об уголовной Ответственности за хищение Государственного и общественного имущества» подвергнуть заключению в исправительно–трудовых лагерях сроком на 10 (десять) лет, без поражения в правах, с конфискацией лично принадлежащего ему имущества».

Квалификация преступного деяния, совершенного Сухановым, абсолютно верная — он похитил облигации, ранее принадлежавшие Берии и другим лицам, но в момент совершения преступления находившиеся под юрисдикцией государства.

Что побудило меня рассказать о Суханове?

В 1991 году на страницах журнала «Журналист» были помещены главы из книги А. Г. Маленкова «Противоборство», где автор рассказывает о борьбе своего отца с Ежовым и Берией, ссылаясь на авторитетные свидетельства ныне здравствующего Д. Н. Суханова. На кого и как ссылаться, это, конечно, личное дело А. Г. Маленкова, и я не стал бы заострять внимание на этой мелочи, если бы не одно обстоятельство — оказывается, Рюмин принес донос на Абакумова именно к Суханову. Спасибо за информацию, теперь мы будем знать, под чью диктовку этот донос многократно переписывался Рюминым для придания большей остроты и кто передал его в руки Сталину. Что же, рыбак рыбака видит издалека.

Завершая комментарий к «Преторианцам», напоследок выскажу свое отношение к выбору персонажей.

Строго говоря, слово «выбор» здесь не подходит: автор не выбирал одних в ущерб другим, все предопределил ход реальных событий и рамки конкретного периода истории страны. В том отрезке времени в охранной «гвардии» действовали грузин Рухадзе, армянин Саркисов, русский Рюмин, белорус Власик, еврей Хазан и многие другие. Режим личной власти нуждался в преторианцах и не испытывал недостатка в добровольцах различной национальности.

Были ли они националистами или шовинистами? Обилие в повести грузинских фамилий, рюминская версия международного «заговора» и некоторые из прочих «разоблачений» могут вызвать и такой вопрос, тем более у людей, помнящих депортации целых народов.

Следственные и судебные материалы не дают серьезных оснований для утвердительного ответа. Даже антисемитское содержание последней разработки Рюмина не берусь приписать его личному национальному сознанию. Какое там сознание или неожиданное прозрение, когда сам–то он лучше других знал вымышленность заговора и действий «заговорщиков»! Нет, во многих ситуациях преторианцы демонстрировали официальный интернационализм и клановую солидарность.

Не возникает и ореола борцов за суверенную Грузию вокруг имен Барамии, Рапавы и их «сподвижников». И мегрельский национализм, и борьбу за отделение Грузии от СССР подсказал следователям проницательный вождь народов для маскировки заурядной интриги против Берии, «подсовывавшего» ему своих людей. Из собственного опыта Сталин хорошо понимал значение опоры на личные кадры и в целом не осуждал перетаскивание подручными их привычного прежнего окружения к новым местам службы. Такая нормальная для жестко административной системы практика особо развилась в 60–70–е годы и не исчезла в наши дни. Просто в последние два десятка лет сложилась терпимость к наличию собственной свиты, то бишь «команды», у каждого лидера, тогда как Сталин не признавал теорию пирамиды вождей и допускал существование единственного живого Вождя — самого себя. Забывшего об этом ждала кара, круто менявшая и судьбы людей из их окружения. В общем, из тех, кто находился в поле зрения, комплектовались приближенные, и зачастую из них же — «враги народа». Потом всплески дворцовых интриг расходились волнами шельмования и массовых репрессий совсем непричастных к ним граждан.