Кирилл Столяров - Палачи и жертвы

Если остальные подсудимые долгие годы служили в органах НКВД, то Александр Самойлович Хазан, одесский еврей, имевший высшее юридическое образование, потрудился на ниве борьбы с внутренними врагами, можно сказать, всего ничего, однако оставил столь яркий след, что о нем вспомнили через пятнадцать лет. Старший лейтенант госбезопасности Хазан с изощренной, по- истине садистской жестокостью фальсифицировал уголовные дела на бывших секретарей ЦК КП(б) Грузии Кахиани и Мамулию, на наркома соцобеспечения республики, старого большевика–подполыцика Вашакидзе, на председателя Верховного суда ГССР, члена ВКП(б) с 1900 года Болквадзе и на целый ряд других партийных и советских работников. После допроса у Хазана в тюремной камере умер Арутюнов, бывший муж Татьяны Дуненко, которая впоследствии — насколько тесен мир! — стала женой Рухадзе. Нет, Хазан сам не бил Арутюнова, он прибегнул к помощи двух дюжих вахтеров, чьи пудовые кулаки, если верить акту, составленному комиссией из трех послушных врачей, в одночасье довели арестованного до «заболевания менингитом».

Зуд борьбы с контрреволюцией овладел Хазаном до такой степени, что все окружающие казались ему недобитыми троцкистами. Тогда коллеги Хазана смекнули, что им несдобровать, и быстренько посадили его за решетку. При обыске у него в кабинете обнаружили обширнейшую картотеку — Александр Самойлович, как выяснилось, заполнял карточки на каждого, кого он видел хотя бы раз в жизни, и на всех тех, кто когда–либо упоминался на допросах, на очных ставках и в донесениях «источников». Трагикомическая подробность: на карточке, заведенной Хазаном на народного героя Грузии Георгия Саакадзе, которого турки казнили аж триста лет тому назад, имелась резолюция: «Разработать, выявить связи и арестовать». Чем же Георгий Саакадзе прогневил дипломированного юриста Хазана? Оказывается, это славное имя было произнесено арестованным Буду Мдивани, который в 1937 году сказал сокамерникам, что если бы он, Мдивани, находился у власти, то сделал бы для родной Грузии больше, чем Георгий Саакадзе. Внутрикамерный стукач донес об этом оперативникам, те, как положено, доложили наверх, а Хазан мигом проявил чекистскую бдительность.

Нарком Гоглидзе сжалился над Хазаном и приказал прекратить его уголовное дело, ограничившись увольнением из наркомата. Какое–то время опальный Хазан преподавал следственное мастерство в местной школе НКВД, а затем перебрался в Москву, где работал юрисконсультом в проектном институте «Гипроэнергопром». Чтобы читатели полнее смогли оценить масштаб этой личности, сообщу о том, что в 1948 году одно из московских издательств выпустило книгу А. Хазана «О моральном облике советского человека».

Последним на скамье подсудимых сидел Надарая. В бытность комендантом тбилисской тюрьмы он, насколько я знаю, установил никем не превзойденный рекорд, расстреливая за ночь до пятисот жертв, тогда как его московский собрат с Лубянки Блохин за сутки еле–еле справлялся с двумя сотнями обреченных. Метод у них был совершенно одинаковый — пуля в затылок, а вот манера исполнения разная: Блохин торжественно облачался для казни, надевал кожаный фартук до пят, натягивал на руки перчатки с крагами и покрывал голову кожаным картузом, а Надарая не тратил времени на переодевание и без устали нажимал курок.

Тбилисский процесс интересен тем, что, в отличие от процессов Берии, Рюмина и Шарии, в нем участвовали стороны — обвинение поддерживал Генеральный прокурор СССР Р. Руденко, а защищали подсудимых члены Московской городской коллегии адвокатов В. Зорин, С. Галкин, Р. Уголев, С. Санников, К. Апраксин, А. Зверев и В. Гаврилов.

Каковы же были позиции сторон?

Как и следовало ожидать, государственный обвинитель исходил из того, что подсудимые, связав свою судьбу с Берией и его бандой, образовали враждебную Советскому государству изменническую группу заговорщиков, ставившую своей целью использовать органы НКВД — НКГБ — МГБ в интересах иностранного капитала для захвата власти и ликвидации советского рабоче–крестьянского строя, для реставрации капитализма и восстановления господства буржуазии. Подробно охарактеризовав преступления каждого из подсудимых в духе расширительного, тенденциозного толкования закона, Руденко так закончил свое выступление, длившееся более четырех часов (привожу выдержки из стенограммы с незначительными сокращениями):

«Для квалификации действий участников преступного сообщества, как участников заговорщической группы, решающим моментом является, что они отдавали себе отчет в направленности деятельности преступного сообщества и тех преступных целях, которые ставит перед собой организованная группа. Для того, чтобы констатировать наличие преступного заговора, вовсе не требуется, чтобы участники заговорщической группы собирались на какие–то «пленарные» заседания, составляли письменные программы, выдавали участникам группы особые удостоверения или членские билеты и т. д….

Говорят, что между отдельными подсудимыми были столкновения, ссоры, подчас даже резкие конфликты. Однако, о чем может свидетельствовать наличие подобных конфликтов? Только о волчьих традициях и нравах преступного общества, в котором каждый из участников преступной деятельности готов был перегрызть горло другому за руководящее положение среди остальных участников заговора. Они были едины, совершая уничтожение советских людей, противостоявших заговорщикам. Здесь между ними не было ни споров, ни ссор, ни конфликтов…

Сейчас некоторые из подсудимых пытаются объяснить свои преступления не политическими соображениями, а стремлением сделать карьеру или исполнением преступного приказа.

Эти объяснения подсудимых являются совершенно несостоятельными для юридической квалификации их деяний как преступлений государственных. В самом деле, разве имеет значение, что шпион, похищающий государственные секреты и передающий их иностранной разведке, действует не из политических соображений, а из корыстолюбия. И разве имеет значение, что диверсант, совершающий взрыв или поджог, делает это за плату от иностранной разведки. В обоих случаях мы будем квалифицировать действия таких преступников как шпионаж и диверсию…

Совершая подобные преступления, подсудимые не могли не понимать, что эти злодеяния могут быть совершены только изменником Родины, так как они на руку лишь реакционным империалистическим силам и представляют исключительную опасность для Советского государства…

Таким образом, я считаю, что квалификация преступных деяний подсудимых по статьям 58–1 «б», 58–8 и 58–11 Уголовного кодекса является правильной и поддерживаю по этим статьям обвинение против всех подсудимых.