Кирилл Столяров - Палачи и жертвы

Очень трудно выделить кого–нибудь из подсудимых в смысле большей или меньшей виновности каждого из них. Несколько особняком в этой группе преступников стоит лишь подсудимый НАДАРАЯ, выполнявший для Берия функции, с одной стороны, палача, завершавшего расправы с невиновными людьми и помогавшего скрывать истинные причины смерти арестованных, забитых во время так называемого «следствия», и, с другой стороны, сводника, поставлявшего Берия многочисленных женщин. Однако НАДАРАЯ не принимал непосредственного участия ни в фальсификации дел, ни в вынесении решений троек о расстрелах. Поэтому… я считаю возможным применить к нему меру наказания в виде длительного лишения свободы.

Для того, чтобы приговор по этому делу был справедливым приговором, он должен быть суровым и сокрушающим.

Требуя справедливого возмездия для РУХАДЗЕ, РАПАВА, ЦЕРЕТЕЛИ, ХАЗАНА, САВИЦКОГО, КРИМЯНА и ПАРАМОНОВА, я как государственный обвинитель не могу найти никаких обстоятельств, смягчающих вину любого из них.

Нет места этим выродкам на нашей советской земле!

И, поддерживая от имени государства обвинение против этих преступников, я прошу Вас о вынесении всем им, всем до одного, высшей меры уголовного наказания — РАССТРЕЛА».

Что же защита противопоставила обвинению?

Не в упрек адвокатам будет сказано, что занятая ими позиция находилась где–то между пассивной обороной и капитулянтством. Это не было случайным — теоретически наделенные равными процессуальными правами с государственным обвинителем, на практике они вынужденно довольствовались ролью если не статистов, то резонеров, ибо каждое слово правды могло обернуться неисчислимыми бедами. Тем не менее в речах всех без исключения защитников отчетливо прозвучало, что ни в материалах уголовного дела, ни в выступлении Руденко не содержится доказательств измены Родине: в преступных действиях их подзащитных нет квалифицирующих признаков статьи 58–1 «б» УК РСФСР.

Чем объяснить, что защита безоговорочно признала состав преступлений, предусмотренных статьями 58–8 и 58–11 УК РСФСР? Причина, по–видимому, в том, что приговор по делу Берии и других имел силу закона СССР, защитники не могли ставить его под сомнение, а сам террор и заговор были, что называется, альфой и омегой. Поэтому защите приходилось искать смягчающие обстоятельства, не вступая в спор по существу обвинения. Адвокаты, в частности, ссылались на то, что Церетели был четырежды серьезно ранен в схватках с бандитами, что «обер–сатана» и «хамелеон» Берия неимоверно раздувал свой авторитет, а подсудимые слепо верили в его непогрешимость, и т. д. и т. п.

И еще — защита напомнила суду о сроках давности. Статья 14 Уголовного кодекса (в редакции 1926 года) предусматривала, что уголовное преследование не может иметь места, когда со времени совершения преступления, за которое судом может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок свыше пяти лет, прошло десять лет. В тех же случаях, когда привлекаются к уголовной ответственности за контрреволюционные преступления, давность применяется по усмотрению суда, но закон в примечании 1 к статье 14 гласит: если суд не найдет возможным применить давность, то при назначении им расстрела таковой обязательно заменяется другими мерами наказания. Так что те из подсудимых, которые виновны в преступлениях пятнадцатилетней давности, не подлежат смертной казни.

Как вели себя подсудимые? Что они сказали в своем последнем слове?

Признав себя виновным, Рухадзе категорически отрицал применение шомпола на пытках, уверяя, что избивал арестованных «куском плетеной веревки, специально намоченным в воде для того, чтобы она была более упругой». Вымаливая жизнь, Кримян просил принять во внимание, что преступал закон исключительно по молодости лет — в 1937 году ему было только 23 года. Церетели достойно заявил, что в 1919 году с великой радостью вступил в ряды Коммунистической партии и до дня ареста в течение 34 лет никаких преступлений не совершал, и в заключение громогласно проклял Берию, назвав его кровожадным злодеем. Рапава и Надарая тоже не признали себя виновными.

Военная коллегия Верховного суда СССР в составе председательствующего генерал–лейтенанта юстиции А. А. Чепцова и членов — полковников юстиции А. А. Костромина и А. А. Долотцева признала всех подсудимых виновными в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58–1«б», 58–8 и 58–11 УК РСФСР, и приговорила Рапаву, Рухадзе, Церетели, Савицкого, Кримяна и Хазана к расстрелу с конфискацией имущества, а Парамонова и Надарая к лишению свободы в исправительно–трудовых лагерях сроком на 25 (двадцать пять) и 10 (десять) лет с конфискацией имущества и поражением в правах на 5 (пять) лет.

Примерно в том же ключе прошли и другие процессы над сотрудниками Берии, а последняя точка была поставлена в феврале 1959 года, когда судили Саркисова, бывшего начальника личной охраны Берии.

Кстати сказать, Берия незадолго до смерти Сталина избавился от Саркисова. Именно тогда Берия жаловался Ордынцеву, что Саркисов обленился, обнаглел — «на плечи садится» — и вдобавок, оглох — «какая это охрана?!». Арестовали Саркисова в конце июня 1953 года, и он решил, что это месть Берии.

Первое время поведение Саркисова в тюрьме было обычным, ничем не примечательным, а потом начались отклонения — он вообразил, будто изобрел новую текстильную машину сверхвысокой производительности, и принялся лепить ее модель из хлебного мякиша. А несколько месяцев спустя военный прокурор полковник юстиции Павлов подал рапорт следующего содержания:

«Сегодня 29 марта 1954 года мною на допрос был вызван обвиняемый Саркисов Рафаэль Семенович. В процессе допроса Саркисов стал проявлять странности, в частности, давая ответы на вопросы, он заявил: «Мне другой следователь через технику радиолокации мешает сосредоточиться и давать показания. Прошу снять с моей головы технику радиолокации».

Кроме того, на допросе Саркисов просил зачитать ему приговор и расстрелять его, так как он по радиолокации слышит, что уже расстреливают.

В связи с таким поведением Саркисова подписать его допрос не представилось возможным, и он был мною отправлен в камеру».

Саркисова подвергли судебно–психиатрической экспертизе, признали невменяемым и отправили в Ленинград, где он почти пять лет содержался в специализированном медицинском учреждении системы МВД. А затем, сочтя его состояние нормальным, без проволочек предали суду.

Чтобы читатели явственно представили себе ход процесса над Саркисовым, приведу выдержки из стенограммы заседания Военной коллегии Верховного суда СССР:

«Саркисов: Чтобы всем было ясно, я должен заявить, что Саркисов был одним из преданнейших большевиков и честных передовых рабочих.