Алексей Тимофеев - Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945

Лишь 7 апреля 1943 г. движению удалось собрать и послать в Первый полк РОК сотню «вольных казаков» под командованием Александра Михайловича Протопопова [90] Верные долгу. 1941–1945. Наяк (Нью-Йорк), 1961. С. 48. . Однако это не помогло движению реабилитироваться в глазах немцев и доказать им свою силу. Тот же Поляков записал 27 мая 1943 г.: «Генеральная линия идет где-то мимо нас, и я могу и на голову стать, и тогда не получится ничего толкового. Тяжело лезть искренне в друзья к тому, кому, как мне начинает казаться, совершенно наплевать на нашу дружбу. Был у меня человечек с востока, не казак, парень толковый и дельный. Он говорит, что на восток пустят лишь тех, кто поймет желание немцев, их новые идеи и их направление. Я после этого целую ночь юлой на койке вертелся и к утру пришел к выводу, что я вообще ничего не понимаю. Мне казалось, что наша готовность жертвовать всем для борьбы на востоке, наше поголовное желание принять в ней участие с лозунгом, говорящим о новых принципах и новой Европе, наша прошлая антикоммунистическая и националистическая работа — достаточный залог всему. Ан нет — или чего-то мы не поняли, или чего-то у нас не хватает, или мы не нужны совершенно и лишний балласт…» [91] ГАРФ, ф. Р5752, оп. 1, д. 9, л. 16.

Наибольшее разочарование постигло Полякова в июне 1943 г., после приезда в Белград д-ра Химпеля, сотрудника Восточного министерства, занимавшегося казачьим вопросом. «…В программе встречи г. Химпеля были встречи в Белграде с ген. Зборовским, полковником Галушкиным, Науменко, Татаркиным и Вдовенко. Все они… монархисты, от крайних до обыкновенных… Свидание со мною произошло только по недоразумению… Разговор со мной кончился быстро, не проговорили и часу…За два дня пребывания в Белграде г. Химпель около двух с лишним часов разговаривал с Науменко — Татаркиным — Вдовенко — Крейтером, побывал у Науменко на ужине и на другой день опять был у него… Всюду присутствовали генерал Крейтер и его заместитель Сердаковский. Крейтер — начальник Русского бюро, а Сердаковский — его правая рука, туркуловец и ярый наш враг. На ужине Крейтер сказал короткое слово о том, что вот, казаки, наконец к вам прилетела первая ласточка. Как всегда в России вы были первыми, первые вы и сейчас. Надеется он, Крейтер, что скоро вслед за казаками пойдут и они, русские, для освобождения вместе с казаками общей родины. Все присутствовавшие оказались весьма довольны речью Крейтера… В моем с г. Химпелем разговоре я особенно обратил внимание на его следующие слова: «Казачий вестник» слишком остро пишет против России. Это же было им сказано и генералу Шкуро, который меня подробно информировал обо всем, т. к., хоть его и не звали, сам пошел на ужин «как старейший кубанский офицер». В разговоре, когда я сказал о литературе казачьей, г. Химпель упомянул Краснова как всемирно известного писателя. Вообще же ему не совсем понравились мои слова о казачьей литературе, и он мне буквально сказал, что тогда можно будет говорить и о тульской литературе. О молодых литераторах он ничего не знает… Господина Химпеля сопровождал г. штурмбанфюрер Риксайзен, человек, занимающий весьма высокий пост и во всем помогающий Науменко. Он по занимаемому им положению имеет большой вес, и его слово много значит. Я с ним один раз видался. Из разговора ничего не вышло, т. к. услыхав от меня, что я просто казак, а не русский, он вежливо уклонился от дальнейших рассуждений…» Настороженность эту к казацким экспериментам д-р Химпель объяснил тем, что лидер казацких самостийников Василий Глазков — человек слишком мягкий и штатский [92] ГАРФ, ф. Р5752, оп. 1, д. 9, л. 21. .

Дальнейшая практическая работа казачьих самостийников в Белграде, координировавших призыв эмигрантов-казаков не только в Сербии, но и в Хорватии, и Болгарии, также не имела особого успеха. «Попытка сформировать вторую сотню провалилась… Отдельные казаки за это время прибыли, но по состоянию здоровья и по годам их не приняли», остальные пошли в РОК и полицию…» [93] ГАРФ, ф. Р5752, оп. 1, д. 9, л. 24. . Сам Поляков резюмировал результаты деятельности казаков-самостийников в оккупированной Югославии следующим образом: «…Оглядываясь назад, на двухлетнюю работу Союза, могу сказать откровенно — все было толчением воды в ступе. Наша линия, видимо, неприемлема, о национальных формированиях говорить не приходится. Все военное дело находится в руках русских легитимистов. Немецкие военные круги нас серьезно не воспринимают. Вообще казачий вопрос на задворках. Выделение казаков в Русском корпусе прошло лишь номинально, масса казаков осталась в русских полках…» [94] ГАРФ, ф. Р5752, оп. 1, д. 9, л. 24.

Последние следы деятельности Союза казаков в Сербии можно найти в телеграмме на имя Василия Глазкова, отправленной из Линца 30 сентября 1944 г. «Станичнику Глазкову! Три дня тому назад я прибыл с первой партией нашего Союза в Линц, где, как мне сказали в Белграде, нас будет ждать Табурецкий. Сегодня я проискал его целый день и нигде не смог найти. Нас, которые приехали вместе с группой семейств шуцкора, поместили в лагерь, где мы прошли все формальности, и теперь не знаю, что будет с нами дальше. В лагере оставаться нежелательно, так как в Управлении стоят русские из Белграда, которые, понятно, нам будут стараться мешать. Сейчас мы держимся своей группой. Будьте добры, спешно сообщите, что с этим Табурецким и что нам делать дальше. Недожогин остался в Белграде собирать вторую группу и вместе с ней приедет сюда же. Нас здесь пока вместе с женщинами и детьми 34 человека. Поспешите с ответом. Слава казачеству. Инж. М. Морозов» [95] ГАРФ, ф. Р5752, оп. 1, д. 9, л. 27. .

В Хорватии единомышленники П. Полякова были представлены еще более скромно. Как писал один из них, С.К. Фастунов, в мае 1942 г.: «…казаков-националистов, к несчастью, пока лишь на всю Хорватию всего 4 человека (Полковников, Попов Василий, В. Куртин и я)» [96] ГАРФ, ф. Р5752, оп. 1, д. 8, л. 4. .

Украинские борцы за независимость натолкнулись на еще более холодный прием в Сербии, где их деятельность вызывала неприязненное отношение не только со стороны русской эмиграции, но и со стороны местных сербских властей. Неприязнь последних была зеркальным отражением симпатий со стороны властей независимой Хорватии. Много усилий для этого приложили сами лидеры украинских националистов, которые открыто заявляли об исторической близости судеб хорватов и украинцев на основании сравнения русско-украинских и сербско-хорватских отношений. В свою очередь, сербские националисты отмечали схожесть в положении в Новой Европе русских и сербов, страдавших, по их мнению, «от недоверия немцев». [97] Љотић Д ., Меморандум Немцима (01.1944) // Сабрана дела, књ. IX. Београд, 2003. Особенную активность развил начальник Украинского представительства при правительстве НГХ Василь Войтановский, который одновременно являлся представителем отделения Организации украинских националистов, руководимой Андреем Мельником. Вскоре после создания НГХ, весной 1941 г. появился приказ генерала Августа Марича, начальника Командования сухопутными войсками Хорватии, о формировании в составе Врбасского дивизионного района отдельного «украинского батальона», который предстояло разместить в городе Бихач. Инструктором по пропаганде в батальоне был назначен активист ОУН Владимир Панков, бывший по специальности инженером [98] Mацяx Є. Українці в Xoрватії // Oрганізація українськиx націoналістів: 1929–1954. Б.м., 1955. С. 399, 401–402. . Офицерами назначались хорваты, унтер-офицерами — национальноориентированная эмигрантская молодежь, а большинство рядовых были из числа местных украинцев и русин, поселившихся в Боснии и Славонии еще во времена Австрийской империи. Однако уже к концу 1941 г. в результате боев с партизанами батальон понес столь серьезные потери, что «…личный состав потерял моральный и боевой дух, и батальон пришлось реорганизовать, пополнить хорватами, и он превратился в обычную хорватскую воинскую часть», потеряв свой особый украинский характер [99] Policijski elaborat. Ruska emigracija u Jugoslaviji. Bileca, 1953. С. 710. .