Алексей Тимофеев - Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945

Столь подробное изложение содержания боевого приказа генерала Миляева позволяет читателям ясно представить, в каких обстоятельствах Д. Кесерович послал своего курьера в штаб 52-й дивизии с письмом от американского лейтенанта, предлагавшего советским войскам остановиться перед звезднополосатым флагом над Крушевцем. Переговоры были начаты тогда, когда дивизия уже приступила к выполнению поставленного перед ней боевого приказа. В то время, когда Златкович пытался предложить генералу Миляеву начать переговоры, самоходки ИСУ-122 из отдельного гвардейского самоходного артиллерийского полка уже подходили к расстоянию гаубичного выстрела от окраин Крушевца. При этом во время переговоров самоходки не стояли на месте, а активно двигались к Крушевцу. Учитывая эти обстоятельства, ультиматум Миляева о сдаче города и оружия до 16.00 звучит достаточно ясно. Речь шла не о намеренно невыполнимом и жестком условии, а о том, что сдача города имела бы смысл только к намеченному сроку, после которого город неминуемо должен был оказаться в руках Красной армии, в соответствии с планом наступления не только дивизии, но и корпуса, армии и всего фронта.

Тем временем в самом Крушевце ситуация развивалась по-своему. Согласно донесению Кесеровича, уже в 06.30 14 октября в его штаб прибыл майор Весич вместе «с одним русским лейтенантом». С учетом того, что в дальнейшем этот лейтенант опирался на советские части, наступавшие с северо-запада, можно прийти к выводу, что речь шла о пешем разведвзводе из 16-го ошсб.

Стоит в двух словах объяснить, что из себя представлял 16-й ошсб. Речь шла об особой штрафной части для офицеров. В отдельных штурмовых батальонах лишь командир батальона, его заместитель по кадровым вопросам, начальник штаба и командиры рот были из постоянного офицерского состава. Все остальные были из «специального офицерского контингента»: в основном, окруженцы 1941–1942 гг., которые просто просидели в окружении до прихода войск Красной армии, не приняв участия в партизанском движении. Формально их не осудили и даже не разжаловали, но после фильтрации в лагерях НКВД их на два месяца отсылали в штурмовые батальоны, где они на рядовых должностях возвращали Родине тот долг, который их ровесники платили в то время, пока они выжидали в тылу врага, «чья возьмет». По истечении двухмесячного срока или ранее (в случае ранения или награждения орденом) эти офицеры вновь возвращались на офицерские должности по военно-учетной специальности. Считалось, что штурмовые батальоны являются особенно подходящими частями для того, чтобы первыми входить в небольшие неприятельские города. После ряда таких штурмов командир дивизии, во взаимодействии с которой они участвовали в бою, подписывал на батальон «боевой отзыв» и батальон расформировывали [909].

Именно такой командир разведвзвода из «специального офицерского контингента» и прибыл в сопровождении майора Весича к полковнику Кесеровичу. По словам Кесеровича в его донесении Михайловичу, советский лейтенант сказал, что «имеет полномочия урегулировать отношение наших войск и русских войск, наступающих к Крушевцу. Он сказал, что Кесерович останется комендантом Крушевца и что наши войска считаются союзными, что партизанам не разрешат входить в Крушевац и что, если они попробуют это сделать, то их разоружат». По наблюдениям майора Весича, столь же дружелюбное отношение к четникам выражали и другие военнослужащие из 16-го ошсб, наступавшего по направлению к Крушевцу. Оказавшись в обществе американского и советского лейтенантов, обрадованный Кесерович почувствовал себя в центре внимания союзников. Он получил сообщение о подходе основных сил русских с северо-запада (это были части 16-го ошсб) и поспешил ускорить переговоры с немцами. Именно в этот момент к Д. Кесеровичу прибыли Кумм и Кни для того, чтобы ответить на ультиматум. Майор Кни, по словам Э. Краммера, удивился услышанному и спросил, «почему четники его не защищали, а Кесерович ответил, что он обещал бороться против партизан и коммунистов, но не русских, так как они союзники» [910]. После этого пообещавшие Д. Кесеровичу подумать о сдаче немецкие офицеры свободно покинули его штаб.

На этот раз пришел черед удивляться Д. Кесеровичу, так как О. Кумм вызвал по радиостанции бронетехнику из состава дивизии и под прицелом ее стволов выехал из Крушевца в Кралево, где располагались основные силы немцев. Хотя Д. Кесерович и пишет в своем донесении, что «мало кому из немцев удалось ускользнуть» [911], это явно не соответствует действительности. Командир 7-й дивизии СС О. Кумм даже не упоминает эпизод в Крушевце в своих воспоминаниях о боевом пути дивизии [912]. Один из бойцов ЮВвО из Восточной Сербии куда более реалистично вспоминал, что немцы организованно отступали от Сталача (куда прибыли советские части) и что танки, бронетранспортеры и грузовики с солдатами «промчались без остановок через город и освободили своих солдат» без особых затруднений, «так как по танкам с голыми руками было не ударить» [913]. Из оставшихся в городе немецких складов захватили богатые трофеи. Удалось захватить в плен несколько солдат вермахта и РОК, охранявших объекты в Крушевце.

После отхода из города техники и войск 7-й дивизии СС центр Крушевца украсили югославскими, американскими, английскими и советскими флагами, а жители города сформировали комитет по торжественной встрече. Тем временем в город вошел и 16-й ошсб. Командир батальона подполковник Пронин прибыл во главе своего батальона, передвигавшегося, в основном, пешком и перевозившего на телегах лишь батарею 45-мм орудий, отделение минометов и отделение противотанковых ружей. Ожидавший тяжелого боя подполковник, натолкнувшийся вместо этого на торжественную встречу, был несказанно рад. Сохранилась фотография, где Пронин, Кесерович и Краммер произносят речь, стоя на балконе отеля «Париж» в центре Крушевца [914]. Кесерович вспоминал, что подполковник Пронин, как ранее лейтенант из разведвзвода, заявил, «что он знает о наших боях с 1941 г., и что нашу армию стоит назвать регулярной, а партизан разоружат, так как они — троцкисты».

Судя по всему, речь шла не о намеренном обмане и коварстве (как позднее посчитал Кесерович), а о заблуждении подполковника Пронина и его подчиненных, вероятно, по недоразумению принявших четников за партизан. О боях четников с 1941 г. против немцев в СССР могли знать лишь единицы, так как об этом крайне сдержанно писала даже советская пропаганда в 1941 г. С другой стороны, Пронин мог прочесть в армейской газете статью о НОАЮ и партизанах, где упоминалось об их боях с немцами с 1941 г. [915]Стоит отметить и то, что Пронин и его батальон прибыли на передовую лишь за несколько дней до этого — 10 октября 1944 г. а первый раз участвовали в бою с противником (немцами) в районе г. Парачин 13 октября 1944 г. [916].