Хью Томас - Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере.

Другие присоединились к хору апологетов, которые представляли Гитлера как жертву обстоятельств — человека, родившегося раньше своего времени, чьи идеи, к несчастью, были искажены не в меру усердными последователями, человека, который был поражен непонятной болезнью, не подлежавшей диагнозу, человека, чьи физические и умственные функции в значительной мере были ослаблены, даже нарушены его врачами. Они утверждают безо всяких на то оснований, что если бы Гитлер не был так болен — или так неправильно понят, — то его истинный гений привел бы Европу и мир к совершенно иному выходу, а не к бункеру.

Существует такая возможность — оторвать от человека его окружение. Первой и наиболее очевидной аудиторией, на которую оказала влияние личность Гитлера, был германский народ, на нравы и позиции которого ему удалось воздействовать столь катастрофически. Эти позиции были продуктом как обстоятельств, так и географии.

Термин «рейх» означает «империя». Именно это слово было намеренно выбрано при образовании германского государства в Версале в 1871 году. Но даже тогда существовала полная неясность в отношении границ этого рейха.

В августе 1841 года на маленьком острове Гельголанд Хоффман фон Фаллерслебен сочинил строчки, которые легли в основу национального германского гимна:

Маас находится в Голландии, а Мемель в Литве. Ач — в итальянском Южном Тироле. И только Белт в настоящее время является германской территорией и расположен в земле Шлезвиг-Гольштейн.

Когда фон Фаллерслебен писал эти строки, Германия была раздроблена на тридцать девять государств, и он фактически описывал географию германской расы. Этнические немцы жили в России, Польше, в Прибалтике, Чехословакии и Венгрии, даже в Румынии и Хорватии. Стоит ли удивляться, что слово «родина» было столь волнующе привлекательным. Осознание своего происхождения, своих корней вспыхнуло в немцах в XIII веке с развитием немецкого языка. Песня «Я видел много земель» Вальтера фон дер Фогельвейде (1170— 1230) воплощала пробуждение национального самосознания.

Вместе с развитием языка появлялись легенды, такие, например, как «Песнь о Нибелунгах», сочиненная неизвестным священником в XIII веке. Мифология стала частью души. Слово «Volk» —означающее народ, нацию или расу — вызывало представление о происхождении германской расы и культуры и окутывалось таким же мистицизмом. После того, как оно было использовано Гитлером, после военные немцы стали болезненно относиться к этому слову и повсеместно заменяли его словом «общество».

Итак, Гитлер родился в обществе, члены которого с необычайной готовностью воодушевлялись при упоминании их «германской души». Гитлер был не первым человеком, обратившимся к их чувству утраченной империи, которая никогда не существовала: многие до него использовали эти извечно популярные чувства. После поражения пруссаков под Йеной в 1806 году берлинский академик Иоганн Готлиб Фихте в своих публичных выступлениях разил своих слушателей наповал сентенциями об их «священном долге перед германским народом».

Это вовсе не означает, что другие великие цивилизации не страдали той же болезнью — воздействие волнующих слов «Правь, Британия» общеизвестно, — но вместо того, чтобы порабощать народы в далеких землях, немцы представляли себе, как ростки германской культуры прорастают из призрачной империи по всей слишком близко прилегающей Европе.

Когда Бисмарк создать германское национальное государство, способное соперничать с соседями, он достиг этого, не жертвуя предыдущим аристократическо-монархическим порядком и даже не ограничивая его. Он демонстрировал лицемерное уважение к демократии, и в результате получалось государство, имевшее фатальный порок — неспособность иметь дело с популистскими движениями, такими, как фашизм, когда они возникают и, бо лее того, государство, предрасположенное к подхалимству.

Бисмарк скроил государство таким образом, что оно подходило любому, кому удастся захватить власть. Как только власть получил Гитлер, государство в конце концов подошло и нацизму — потребовалось подогнать совсем немного.

Изъяны в государственной структуре и изъяны в характере германского пролетариата в то время были отягощены еще одним дополнительным фактором — целенаправленной оркестровкой массовой истерии человеком, который сделал феномен Гитлера доступным народу, человеком, который выставлял Гитлера на продажу— Йозефом Геббельсом.

В своих крайних формах массовая истерия входит в категорию «коллективного психоза», явления, которое в течение столетий отравляло европейскую культуру, мешая человеческие крайности с мифологией, что иногда поощряло эксцессы.

В 1832 году психиатр Дж. Хекер первым указал на то, что массовая психология огромной толпы может оказывать влияние на отдельные личности в этой толпе, которые оказываются в данных обстоятельствах способны на совершенно иное, чем в нормальном состоянии, поведение. Частью этого феномена становится стремление иметь лидера, превосходящего всех, потребность принадлежать к чему-то избранному, желание быть кем-то особенным. Даже нацисты с их идеями превосходства арийской расы не достигали избранности, существовавшей в былые времена, как можно судить по ритуальному поведению пал-матитов в средние века, которые касались своих пупков головами, чтобы ощутить райское блаженство (физическое искривление, значительно ограничивающее число участников). Когда Геббельс преподносил Гитлера возбужденной аудитории — при факельных шествиях, сверкании серебряных значков СС, звуке шагающих в ногу шеренг, организованном выкрикивании лозунгов, — все это было частью мистического облика Гитлера.

Возвышение Гитлера как актера в значительной мере было благодаря его местоположению на сцене. Однако когда мы имеем дело с его смертью, мы имеем дело с актером, а не со сценой, с человеком, а не с мифом.

К счастью, есть возможность прийти к некоторым весьма специфическим умозаключениям о физическом и умственном состоянии Гитлера, которые не только многое объясняют в его последних действиях в бункере, но и помогают развеять мистические облака ностальгии по «добрым временам», когда в ходу был его миф.

Нет почти никаких сомнений в том, что в 40-х годах Гитлер страдал от разновидности болезни Паркинсона, хотя его симптомы не вполне характерны для этого заболевания. К концу 1942 года ухудшение его состояния прогрессировало весьма быстро; в большинстве случаев болезнь протекает гораздо медленнее.