Хью Томас - Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере.

Речь его была неразборчива. Свои советы он мямлил и хрипел и все время так задыхался, что не мог провести в Бергхофе, резиденции Гитлера в горах, более двух часов жалуясь, что недостаток воздуха на такой высоте убивает его. Интересы Морелла там представлял его ассистент.

Больше всего Морелл любил деньги. В Будапеште он владел компанией, производившей лекарство, называемое «ультрасептил», к которому он прибегал каждый раз, когда у Гитлера болело горло или был хоть малейший намек на простуду. Мореллу также принадлежали компании, выпускающие так называемый «витаминный» шоколад и «Русскую пудру против вшей». Германские следователи, занимавшиеся проблемами здоровья и безопасности, проверили последнее средство и дали следующее заключение о его действенности: «После того, как вшей поместили в эту пудру на 24 часа, они выскочили оттуда в самом бодром настроении!»

В своих показаниях после войны перед теми же американскими следователями, которые допрашивали Морелла, Брандт сообщил, что это он первым рассказал Мореллу о пенициллине. Морелл полагал, что это фенацетин (болеутоляющее средство), но быстро осознал свою ошибку и получил от Гитлера субсидию в 100 тысяч марок, для того чтобы изыскать возможности выпускать этот антибиотик. Когда по настоянию Брандта окончательный продукт был проверен, выяснилось, что это очищенный тростниковый сахар. Тем не менее Морелл заявил американцам, что это он изобрел пенициллин, но его формула была украдена у него агентами английской спецслужбы.

Влияние Морелла на фюрера первоначально зи-жделось на его профессиональном опыте по части венерических заболеваний, и Гитлер, возможно, предпочитал, чтобы его лечил человек типа Морелла, нежели врач с более сильным интеллектом, выказывая тем самым свою недоверчивость к интеллектуалам и отдавая явное предпочтение крестьянским ценностям.

Морелл увеличил свое влияние на Гитлера, облегчив его заболевание якобы «гастритом» в 1936 году. В действительности нет никаких свидетельств того, что Гитлер страдал именно этим заболеванием, нет и каких-либо записей Морелла об исследовании этой болезни. Скорее всего это означало, что Гитлер вновь предпочел магические штучки, устраиваемые Мореллом, более серьезным мнениям квалифицированных специалистов.

Одной из наиболее явных причин этого являлось умение Морелла подкармливать то, что он и сам называл «истерией» Гитлера, поскольку не было пациента более восприимчивого к знахарству, чем Гитлер, этот истерик. В Гитлере Морелл получил пациента, чья ипо-хондрия простиралась настолько, что он постоянно проверял свой собственный пульс и перечитывал прошлые заключения о своем здоровье. О подлинном происхождении истерии Гитлера будет сказано в дальнейшем, но из записей Морелла явствует, что он полагал трясучку Гитлера, которая стала заметной с марта 1943 года, просто результатом истерии, не заслуживающей исследования.

Расшифровка электрокардиограмм, снимаемых у Гитлера начиная с 1941 года, и переписка между Мореллом и доктором А. Вебером из так называемого Бальнеологического института университета в Бад-Наухейме, свидетельствуют о том, как Морелл использовал своих коллег-шар-латанов для того, чтобы Гитлер продолжал оставаться бешеным ипохондриком. Хотя в Берлине имелись превосходные кардиологические клиники, Морелл предпочитал, чтобы электрокардиограммы делали люди неопытные, не следовавшие принятым стандартам, и потом посылал их в этот роскошный салон с плавательным бассейном и массажем, чтобы они истолковывали эти ЭКГ в соответствии с его требованиями. Хранящиеся в архивах США кардиограммы показывают вовсе не «быстро прогрессирующую сердечную недостаточность или коронарный склероз», как ставил диагноз Морелл, а только незначительные изменения, вызванные легким уменьшением кровоснабжения в сердечную мышцу, характерное для стареющих пациентов (хотя это часто ассоциируется с болезнью Паркинсона), что само по себе не давало поводов для серьезных опасений.

Точно так же многие анализы так называемой «железистой структуры», взятые у Гитлера по просьбе Морелла, были абсолютно ненужными.

Морелл усилил свой контроль над психикой Гитлера простейшим способом, настаивая на том, что он должен быть первым (после камердинера) человеком, которого увидит Гитлер утром, когда проснется, а тот просыпался все позже и позже. Он также поощрял страхи и ипохондрию Гитлера с помощью ежедневных уколов тех или иных лекарств. Гитлер пристрастился к странной смеси снадобий и к самому процессу укола. Геринг саркастически называл Морелла «рейхсмастер по уколам». Другие медицинские советники Гитлера вынуждены были слушать тревожные разговоры по поводу этих многочисленных инъекций — не только насчет полного отсутствия дезинфекции при инъекциях и немаркированных ампул, — но они были в полном неведении относительно того, что именно вводили фюреру.

Морелл также успешно играл на фетишистском отношении Гитлера к ежедневному очищению желудочного тракта и клизмам с хлористой ртутью. Гитлер страдал от все усиливающихся запоров, и в мае 1943 года Морелл сам записал в своем медицинском журнале: «Запор и чудовищное засорение желудочного тракта в таких масштабах, какие я редко встречал».

В 1936 году Морелл вытеснил не очень способного, но по крайней мере добросовестного доктора Брандта, который за два года до этого в возрасте 22-х лет был назначен хирургом Гитлера. Брандт, только что закончивший свое образование, был совершенно неопытен (и поэтому Гитлер, вероятно, полагал, что сможет легко подавить его), но у этого новичка было достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что у него нет никакого опыта, и он тут же предложил, чтобы у него были два «заместителя» — Хаасе и фон Хассельбах.

В течение двух лет Гитлер находился под должным медицинским наблюдением, но когда верх взял Морелл, он настоял на том, чтобы никакой другой врач не давал Гитлеру медицинские советы, и отказал Брандту в доступе как к пациенту, так и к записям медицинских наблюдений. Изучение этих записей демонстрирует полное игнорирование всех правил наблюдения за пациентом.

Брандт оставался отстраненным вплоть до июля 1944 года, когда на Гитлера было совершено покушение, и одним из лечащих врачей, срочно вызванных к нему, был доктор Эрвин Гизинг, очень способный хирург с большим опытом медицинской практики. (Впоследствии он поразил американских следователей своим умом.) Гизинг был потрясен общим состоянием Гитлера: увеличенные гланды, ужасный грязно-серый цвет лица и общее одряхление, и это обеспокоило его значительно больше, чем лопнувшие барабанные перепонки, которые он вызван был обследовать. Гизинг поделился своими тревогами с Брандтом, который, обретя авторитетного союзника, имевшего серьезную репутацию, проинформировал фон Хассель-баха об ухудшении состояния Гитлера и о том, что этот процесс прогрессирует благодаря знахарским методам лечения. Гизинг обнаружил ящик стола, набитый пилюлями, главным образом атропином и стрихнином, помогавшим от скопления газов, которые камердинер Линге давал по первому требованию Гитлера. А вообще-то Гитлер принимал 77 различных лекарств.