Хью Томас - Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере.

Первым дополнительным свидетелем этой процессии оказался Эрих Мансфельд, который оставил свой пост на сторожевой вышке, чтобы посмотреть, что за подозрительная возня происходит около бункера. В его показаниях в 1945 году упоминаются ноги в черных брюках, высовывающиеся из-под одеяла, и труп, как он говорил, «несомненно принадлежавший Еве Браун». За ними шли участники похоронной процессии — Борман, Линге, Бур-гдорф, Геббельс, Гюнше, Кемпка и, как утверждалось более поздними свидетельствами, Раттенхубер, Штумп-феггер, командир эсэсовской охраны Франц Шёдле и Хавель.

Трупы положили рядышком лицом вверх в неглубокой выемке в песчаной почве в нескольких метрах от входа в бункер и облили из канистр бензином. Гюнше окунул тряпку в бензин и поджег ее, перед тем как бросить на землю. Оба трупа тут же вспыхнули, а хоронившие их поспешно удалились. Гюнше в своих показаниях, данных после освобождения из советского плена и восточногермайской тюрьмы, заявил, что это был самый страшный момент в его жизни.

Другим свидетелем оказался охранник Герман Карнау, который наблюдал за этой сценой из сада и видел, как два тела, лежавшие рядом, неожиданно были охвачены пламенем. Карнау видел, что один труп точно принадлежал Гитлеру, хотя голова его была раздроблена — «зрелище... было омерзительным донельзя». Эта деталь противоречит всем другим показаниям, поскольку никто из свидетелей не упоминает раздробленную голову, которая в любом случае была бы укрыта одеялом.

Большинство определяют время этого действа примерно 4 часа дня 30 апреля.

Мансфельд, вернувшийся на сторожевую вышку в незаконченном блоке, продолжал наблюдать за пеленой черного дыма, который то поднимался, то опадал. Мансфельд мог видеть горящие тела. Время от времени из бункера выходили эсэсовцы с канистрами и подливали бензин, чтобы тела продолжали гореть.

Позднее пришел Карнау, чтобы сменить Мансфельда, и они вдвоем подошли поближе, чтобы посмотреть на тела. Нижние части обоих трупов уже сгорели, и видны были голени обеих ног Гитлера. Час спустя, от 6 до 6.30, Мансфельд заметил, что трупы все еще горят, но теперь пламя было несильным.

По словам Кемпки, использовали всего 180 литров бензина, и после шести часов трупы уже тлели. Существует множество свидетельств рядовых охранников, которые были потрясены тем, как бывшие товарищи Гитлера по нацистской партии не обращали никакого внимания на трупы. Внизу, в бункере, вздохнули о облегчением: есть несколько свидетельств, что все были пьяны.

Линге рассказывал, что он поднялся наверх, чтобы посмотреть, как идет кремация, и увидел, что «статная когда-то фигура Евы Браун в результате трупного окоченения сложилась, как перочинный ножик... она сидела выпрямившись, словно в седле. Руки были распростерты, и пальцы, казалось, сжимали поводья». Его показания еще раз показывают, насколько на него можно было полагаться как на свидетеля, потому что химические вещества, необходимые для трупного окоченения после отравления цианистым калием, расходуются очень быстро, и окоченение оказывается минимальным.

Этот же отвечающий за свои слова свидетель заявлял, что тела были сожжены настолько, что от них ничего не осталось. В своих показаниях Ганс Баур ссылается на то, что наверх был послан солдат, который доложил — это было перед полуночью, — что «оба тела сожжены так, что остались только незначительные остатки. Узнать их невозможно».

Показания Гюнше свидетельствуют, что он тоже посылал наверх охранника, который в 10 часов вечера доложил, что лицо и голова Адольфа Гитлера «сожжены до неузнаваемости». От Евы Браун «остался только пепел». (Гюнше говорил также, что пепел собрали в маленький ящичек и вынесли из рейхсканцелярии.)

Генерал Раттенхубер перед полуночью приказал группе из трех человек закопать останки. Они положили два обуглившихся трупа на кусок брезента и потащили их к воронке от артиллерийского снаряда, в нескольких метрах от входа в бункер. Они уложили туда тела, потом засыпали воронку камнями и землей и заровняли это место. Глубина воронки, как они утверждали, была на шесть футов глубже, чем яма, где проводилась кремация.

Мансфельд оказался свидетелем и этих похорон. Он вернулся на сторожевую вышку как раз перед полуночью и заметил, что тел уже нет, а воронка около входа в бункер превращена в могилу, но не до конца замаскирована: края воронки остались видны.

По-прежнему наблюдалось полное отсутствие интереса к похоронам. Аксман, Раттенхубер и Линге вообще утверждали, что не присутствовали при захоронении. В течение десятилетия этим свидетельствам верили только отчасти, картина оставалась явно неполной. Все внимание оказалось сконцентрированным на возвращении из Советского Союза Гарри Менгерхаузена — человека, которого Раттенхубер поставил во главе похоронной команды.

В октябре 1955 года Менгерхаузен вернулся в свой родной город Бремен и обнаружил, что оказался в центре внимания мировой печати. Он показал, что был захвачен русскими в ночь с 1 на 2 мая и первые десять дней, когда находился в советском плену, упорно отрицал, что имел какое-нибудь отношение к Гитлеру. Однако 13 мая ему показали документ, якобы написанный Гюнше, представлявший, как ему сказали, полный отчет о смерти Гитлера и его похоронах. Менгерхаузен упоминался в этом документе как человек, который был поставлен во главе похоронной команды. Хотя до того момента он утверждал, что ничего не знает о том, что происходило, теперь он быстро капитулировал и согласился показать русским место захоронения.

В тот же день он отвел советских следователей к могиле — только для того, чтобы убедиться, что могила раскопана и трупы исчезли. По словам Менгерхаузена, они были захоронены на трех деревянных досках на глубине одного метра.

В конце концов, по словам Менгерхаузена, в последних числах мая русские отвезли его в небольшой лесок около Финова, в 45 километрах к северо-востоку от Берлина, где ему показали три обугленных трупа. Два трупа сгорели не до конца, и он без труда опознал, что это трупы Йозефа и Магды Геббельс. Третий труп он опознал как принадлежащий Гитлеру. Этот труп был в плохом состоянии: ноги были совершенно уничтожены, кожа почерневшая, обгоревшая, но конфигурация лица осталась узнаваемой. В одном виске была дырка от пули, но верхняя и нижняя челюсти остались невредимыми.

Даже в этой ситуации есть основания подвергнуть сомнению некоторые аспекты показаний Менгерхаузена, поскольку в советских архивах нет никаких указаний на такой, гораздо более вероятный факт, что тела Гитлера, Геббельса и Евы находились в это время в районе штаба СМЕРШа в Магдебурге, в 170 км оттуда.

Как мы увидим, к этому моменту останки Йозефа и Магды Геббельс были уже несколько раз идентифицированы. У Йозефа Геббельса имелись характерные физические детали. Он уже не представлял интереса для СМЕРША, которому было поручено расследование. Русским вряд ли требовалось сотрудничество такого человека, как Менгерхаузен, занимавшего весьма невысокое положение, который к тому же не имел отношения к захоронению трупов Геббельсов, поэтому он вряд ли мог что-либо добавить.