Александр Ласкин - Мой друг Трумпельдор

Долго с обеих сторон наблюдалось бурление. Особенно переживали наши. Если в плену могло случиться такое, то отчего бы этому не повториться на родине? Правда, там народа прибавится. Его будет столько, что победят они. Нам же останется вытирать слезы и хоронить убитых.

По этому поводу мы иногда высказывались. Причем с подковыркой. Мол, не спешите с новым погромом. Дождитесь возвращения. Как говорится, дома и стены помогают. Да и с кольями не будет проблем. Все березовые рощи в вашем распоряжении.

Как вы знаете, я часто не соглашался с Иосифом. Особенно меня злила его уверенность, что черное не навсегда. Потом обязательно будет белое.

Даже если это и правда, то сколько ждать? Сперва поседеешь и потеряешь половину волос.

Конечно, бывают исключения. Только приготовишься стоять в очереди, а тут она подошла. Как это получилось? Тебя не спрашивали, так что и ты лучше не задавай вопросов.

С раннего утра Иосиф в школе. Пишет формулы и рисует буквы на доске. Бородатые и усатые морщат лбы. Удивляются, насколько это трудней, чем размахивать шашкой.

Однажды Иосиф ведет урок, и вдруг стучат. Звук не решительный, а вопросительный. Мол, могу ли я войти? Не будет ли обременительным мое присутствие?

Все великовозрастные, но шумят почище детей. Бросили записи, смотрят на дверь. Вдруг действительно случилось что-то такое, что затмит карту звездного неба?

Оказалось, офицер. Обычно японские лица настолько спокойные, что кажутся одинаковыми, но это явно отличалось. На нем прочитывалось: знаю что-то важное, но рассказать пока не могу.

Вот уже несколько дней по лагерю ходили слухи. Вернее, летали. Или даже скакали. Знаете, на что похож слух? На белку. Ясно вижу, как это маленькое животное таращит глаза и вертит головой.

Правда, было неясно, чем его наградят. Оказалось, не первое, не второе, а третье. В том смысле, что третье — это сладкое. Не суп, не жаркое, а компот. Значит, не только набиваешь желудок, но и воспаряешь.

Вы уже спешите узнать, что это было? А вот не получится. Мы же договорились ничего не пропускать.

Офицер привел Иосифа в дом лагерного начальства. Оказывается, его ждут. На сопровождающего — никакого внимания, а моего друга сажают в кресло. Напротив сел главный из японцев. Остальные стоят. Словно они не офицеры, а официанты. Когда что-то нужно, сразу бросаются исполнять.

Наконец главный заговорил. Трумпельдор кое-что понимает, но переводчик переводит. Все честь по чести. Словно Иосиф не пленный, а заморский гость.

Начал японец с того, что они с Иосифом давно знакомы. Зря, что ли, агентам платят жалованье? Сколько раз нам сообщали о смелом русском солдате. Кто не знает историю с гранатой! Хоть и жаль тех, кто погиб, но это было красиво.

Улыбка была не короткая, а длинная. Словно японец ее надел и забыл снять. Так, улыбаясь, он взял со стола ящик. В его синих бархатных глубинах лежало нечто в желтом замшевом одеянии. Что это такое? Даже произнести странно. Успехи противника император отметил протезом из каучука.

В мечтах Иосиф не представил бы ничего подобного. Легко сгибались локоть и пальцы. Пустоты не чувствовалось совсем. Пристегнул, а кажется, так было всегда.

На серебряной дощечке написали, что это «подарок храброму в бою и справедливому в мирной жизни». Мол, благодарим, уважаемый враг, за ваши подвиги. В войнах мы особенно ценим красоту. Пусть и на стороне противника, но вы ей послужили.

Теперь улыбались все. Правда, по-своему, по-японски. Русские переполняются радостью, а эти лишь намекнут. Линия губ удлиняется, глаза поблескивают, а ладонь прижата к груди.

Не хочется терять время, а то бы мы поговорили о разнице между нашими вениками и японскими икебанами. Нам нужно все, а им почти ничего. Вернее, им требуется столько, сколько необходимо.

Наверное, так проявляется стремление к гармонии. В этом смысле протез все равно что букет. Он не только облегчал жизнь, но восстанавливал равновесие. Благодаря этой скромной вещице в мире становилось больше порядка.

Мы радовались за Иосифа и за себя. Если они делают подарки, то ожидай главного сюрприза. Оставалось понять, когда это произойдет. Тогда мы стали вести себя вызывающе. Интересно было посмотреть: насколько им это интересно?

Что ж, нарушать правила — не то что их выполнять. Удовольствие несравнимое. Разговариваем громко, но они не обращают на это внимания. Тогда мы обнаглели вконец и уже не глядим в их сторону. И что, вы думаете, наши противники? Пожимают плечами и ускоряют шаги.

Интуиция все подсказала верно. Вскоре началась конференция в американском Портленде. Почему так далеко? Потому что три страны — это вроде как треугольник. Как ни поворачивай эту фигуру, она сохранит устойчивость.

О, эти переговоры жидкого и твердого, горячего и холодного! Даже со стороны видно, насколько участники разные. Например, русские выдвигают требования, а японцы кланяются в ответ. Или японцы поднимают брови, а наши теребят скатерть. Когда ситуация заходит в тупик, встревают американцы. И так по несколько раз в день.

Когда решили первый десяток вопросов, японцы предложили сперва отправить инвалидов. Идея вроде хорошая, но что-то мешает согласиться. Вы только представьте эту картинку. Три руки и пять ног на целый вагон. При этом набито как сельдей в бочке. Такую компанию надо встречать крынками молока. Мол, пейте, сердешные. Хоть ненадолго забудете о потерях.

На войне Иосиф привык быть сильным. Самым сильным. Здесь же его выделяли как слабого. Главное, впрочем, то, что он был не последний. Провожал его лагерь в полном составе.

Каждый принес письмо или поделку. Еще был общий подарок — два альбома с фотографиями. Впервые мы все делали сами. Уж как хотелось с ним посоветоваться, но какой тогда это сюрприз?

От Иосифа ничего не скроешь. Это рука у него одна, а глаз много. Как-то он увидел, что мы спешим, и спрашивает: куда? Мы смущались и смотрели в землю. Так ведут себя дети, которых поймали на том, что у них есть тайны от взрослых.

Переплет альбомов перламутровый, обложка инкрустирована цветами. Надо ли повторять, что у японцев всего в меру? Достаточно что-то добавить, и красота пропадет.

Фотограф несколько дней не смыкал глаз. Снимал, потом проявлял. Затем мы подписывали карточки. Искали самые лучшие слова. Если не получалось — просили о помощи. Кстати, не вижу в этом ничего зазорного. Ведь мы не только писали, но думали примерно одно.

При первой же возможности я мчался к Иосифу. Мой друг складывал чемодан, гладил белье и заваривал чай. Как ловко он управлялся единственной рукой! Вещи с посудой чуть ли не летали по воздуху.

Наконец пришло время отъезда. Как тут не заволноваться! Во-первых, он покидает Хамадеру. К тому же мы впервые без конвоя за пределами лагеря. Можем делать все, что захочется, и никто нам этого не запретит.