Елена Первушина - Быть императрицей. Повседневная жизнь на троне

В мае 1896 года юная великая княжна в обществе миссис Франклин отправилась в Москву на коронационные торжества. Это была последняя коронация царя в России. Обе поселились вместе с остальными членами императорской семьи в старинном, из красного камня, Петровском дворце в предместье древней русской столицы. Ольге и ее Нана предоставили комнату в башне дворца, воздвигнутого на холме. Оттуда великая княжна могла любоваться на купола многочисленных храмов, на колокольни и высокие стены Кремля…

Очутившись внутри Успенского собора, девочка почувствовала себя «совершенно растерянной и всеми забытой». Собор был невелик, и вся его середина была занята огромным помостом, в глубине которого стояли три трона: средний для царя, левый для молодой императрицы, правый – для вдовствующей. Но для юной великой княжны, по-видимому, места на помосте не нашлось. Она полагала, что ей еще повезло: она оказалась между помостом и одной из колонн, что помогло ей выстоять церемонию коронования, продолжавшуюся пять часов. Самым важным моментом для Ольги был тот, когда государь, произнеся клятву править Россией как самодержец, принял корону из рук митрополита Московского и возложил ее на себя.

– Этот, казалось бы, простой жест, – торжественно проговорила великая княгиня, – означал, однако, что отныне Ники несет ответ только перед Богом. Признаю, теперь, когда абсолютная власть монархов так дискредитирована в глазах людей, слова эти могут показаться нереальными. Но самодержавная власть навсегда сохранит свое место в истории. Коронация императора на царство представляла собой таинство священного миропомазания, смысл которого заключался в том, что Бог вручал верховную власть над народом монарху, Своему слуге. Вот почему, хотя с тех пор прошло шестьдесят четыре года, я с трепетом вспоминаю это событие…

– Церемония завершилась на очень теплой и человечной ноте, – продолжала великая княгиня. – Аликс опустилась на колени перед Ники. Никогда не забуду, как бережно он надел корону на ее голову, как нежно поцеловал свою юную царицу и помог ей подняться. Затем все мы стали подходить к ним, и мне пришлось покинуть свой укромный уголок. Я встала сразу за герцогом и герцогиней Коннаутскими, которые представляли королеву Викторию. Я сделала реверанс, подняла голову и увидела голубые глаза Ники, которые с такой любовью смотрели на меня, что у меня от радости зашлось сердце. До сих пор помню, с каким пылом я клялась быть верной своей Родине и государю.

Вот они выходят из Успенского собора, идут через Красную площадь к древней Грановитой палате, где цари московские некогда совещались со своими боярами и принимали чужеземных гостей. Там, на помосте, под парчовым балдахином, был накрыт стол для парадного обеда. По старинной традиции царь и царица обедали отдельно от гостей. За ними наблюдал цвет русского дворянства. Во время обеда один за другим поднимались со своих мест послы иностранных государств, провозглашая здравие императорской четы… Мне было так жаль Аликс и Ники. На них все еще были короны и пурпурные мантии, отороченные горностаем. Должно быть, они были измучены. Они показались мне такими одинокими – словно две птицы в золоченой клетке.

Ольга Александровна Романова (1882–1960 гг.) – последняя Великая княгиня, младшая дочь императора Александра III и императрицы Марии Федоровны. Художница

За днем торжества последовали другие, наполненные банкетами, празднествами, балами. Ни на одном из них младшей сестре царя не позволили присутствовать. Зато ей разрешили поехать на другое празднество – посмотреть, как раздают населению и гостям Москвы царские подарки. Как при коронации Александра III, раздача подарков состоялась на Ходынском поле, на окраине города, где обычно происходили учения артиллеристов и саперов. В празднестве на Ходынке должны были принять участие и крестьяне. Приехав тысячами, они отправились на это поле, чтобы получить сувенир – эмалированную кружку, наполненную конфетами, и бесплатный завтрак, как гости императора, чтобы остальную часть дня провести на Ходынском поле в танцах и пении. В центре поля находились деревянные помосты, на которых были сложены горы ярких кружек с гербами. За порядком наблюдали сотня казаков и несколько десятков полицейских.

Что на самом деле послужило причиной несчастья, никто не знал. Одни говорили одно, другие – другое. Полагают, что кто-то пустил слух, будто подарков всем не достанется. Как бы то ни было, люди, ближе остальных стоявшие к оцеплению, двинулись к помостам. Казаки попытались остановить их, но что может сделать горстка людей перед напором полумиллионной толпы?

В считанные минуты первое робкое движение превратилось в стремительный бег массы обезумевших людей. Задние ряды напирали на передних с такой силой, что те падали, и их затаптывали насмерть. Точное количество жертв катастрофы неизвестно, но оно насчитывало тысячи [164].

Утреннее майское солнце равнодушно взирало на сцену ужасного побоища.

Власти вконец потеряли голову. И напрасно теряли время. В конце концов было решено не направлять срочной депеши в Кремлевский дворец. Со всей Москвы пригнали фургоны и телеги, чтобы отвезти раненых в больницы, а убитых – в покойницкие.

– Московские власти действовали неумело, как, впрочем, и чиновники двора. Наши кареты были заказаны слишком рано. Утро выдалось великолепное. Помню, как нам было весело, когда мы выехали за ворота города, и каким непродолжительным было наше веселье.

Ольга и ее спутники увидели, что навстречу им приближается вереница повозок. Сверху они были покрыты кусками брезента, и можно было видеть много покачивающихся рук.

– Сначала я было подумала, что люди машут нам руками, – продолжала великая княгиня. – Вдруг сердце у меня остановилось. Мне стало дурно. Однако я продолжала смотреть на повозки. Они везли мертвецов – изуродованных до неузнаваемости.

Катастрофа привела москвичей в уныние. Она имела много последствий. Враги царской власти использовали ее в целях пропаганды. Во всем винили полицию. Винили также администрацию больниц и городскую управу.

– Многие разногласия, существовавшие среди членов императорской фамилии, стали достоянием гласности. Молодые великие князья, в частности Сандро, муж моей сестры Ксении, возложили вину за случившуюся трагедию на дядю Сержа, военного губернатора Москвы. Мне казалось, что мои кузены были к нему несправедливы. Более того, дядя Серж сам был в таком отчаянии и готов был тотчас же подать в отставку. Однако Ники не принял его отставки. Своими попытками свалить вину на одного лишь человека, да еще своего же сородича, мои кузены, по существу, поставили под удар все семейство, причем именно тогда, когда необходимо было единство. После того как Ники отказался отправить в отставку дядю Сержа, они набросились на него.