Манфред Хельманн - Российские самодержцы. Екатерина II. Иван Грозный

В Петербурге радостное событие отмечалось обильно. Народ, а особенно чувствовавшие себя героями дня солдаты-гвардейцы не удовлетворились бесплатно выдававшейся с государственных складов водкой, а еще и разграбили несколько частных водочных лавок. Два года спустя императрице пришлось выплатить пострадавшим возмещение в размере 24300 рублей.

Екатерина больше не видела своего супруга. Впрочем, она получила от него жалобное письмо. В нем он умолял оставить ему «его единственное утешение», а именно его метрессу, графиню Воронцову (неинтеллигентную и некрасивую старшую сестру княгини Дашковой). Екатерина отказала, чтобы, как она утверждала, «избежать скацдала», зато исполнила три других его желания и послала ему скрипку, мопса и — благоразумно — его врача.

Через неделю императрица выпустила следующий манифест: «На седьмой день после того как Мы взошли на всероссийский престол, Мы получили известие, что бывший император Петр III… заболел тяжелыми коликами. Памятуя о Нашем христианском долге и о священных заповедях, которые предписывают Нам заботу о жизни ближних, Мы сразу же приказали послать ему все, что… необходимо для скорейшей врачебной помощи. Но к Нашему величайшему горю и сердечной скорби вчера вечером Мы получили известие, что он по воле Высочайшего Господа усоп».

Современникам и в России, и за границей было тяжело поверить в правдивость этого рассказа. В том, что сердечная скорбь была лицемерной, не сомневался никто. Даже сын Екатерины, Павел, до самой смерти своей матери считал, что она приказала убить его отца. После ее смерти он нашел в ее письменном столе сообщения Алексея Орлова, которые ее относительно оправдывают. Орлов писал:

«2 июля:… Наш изверг заболел, и я боюсь, что он умрет уже этой ночью, но еще больше я боюсь, что он вновь оживет…»

«6 июля: Матушка, милосердная императрица! Как мне объяснить, описать, что произошло. Ты не поверишь своему верному рабу, но я скажу правду, как перед Богом… — Матушка! Я готов к смерти, но сам не знаю, как произошло несчастье. Матушка! Его больше нет в живых… Он заспорил за столом с князем Барятинским; мы не смогли их разнять, и вот его уже не стало… Имей милость ко мне и ради моего брата… Я света белого не хочу видеть. Мы рассердили Тебя и навеки погубили наши души».

Чтобы опровергнуть сразу же возникшее подозрение в отравлении, Екатерина приказала вскрыть тело Петра, но «не нашли ни малейшего следа отравления». Во всяком случае, Петр III задушен. Поручение обследовать тело задушенного на предмет отравления, полагает Хедвиг Флейшхакер (1957), полностью соответствовало характеру Екатерины.

Можно предположить, что недавно взошедшая на трон путем государственного переворота императрица прямо не требовала убить своего свергнутого супруга. Но ее окружение знало, что она «считала необходимым устранение Петра» (Бильбасов). Так что это убийство, вне всякого сомнения, было для нее очень кстати, даже если она осознавала, что мировое общественное мнение будет подозревать ее в убийстве супруга. Екатерина прилагала большие усилия, чтобы очиститься от этих подозрений, разыгрывала из себя не только глубоко удрученную, но и великодушную, и обратилась к своим «верным подданным» с «материнским словом», чтобы они «без неприязни простились с его прахом и посылали Господу благоговейные молитвы о спасении его души». Как ни странно, она выставила тело для всеобщего обозрения, хотя согласно многочисленным совпадающим свидетельствам лицо мертвого было совершенно черным, а шея до самых ушей закрыта шелковым шарфом.

Впрочем, в погребении убитого она не участвовала. Для широкой публики это обосновывалось опасностью для ее здоровья — в июле! Панин по всей форме просил Сенат, чтобы он «в своей заботе о Ее величестве покорнейшим образом предложил ей» не участвовать в похоронах. Сенат одобрил предложение Панина, а императрица его исполнила.

Петр III был погребен в церкви Александро-Невской лавры без надгробья и без надписи.

Никто из участников инцидента в Ропше не был наказан, наоборот, по прошествии некоторого времени Екатерина явила свое «кроткое милосердие». Братья Орловы получили графское звание. Лейтенант Алексей Орлов был назначен секунд-майором Преображенского гвардейского полка в чине генерал-майора и получил от своей милостивой императрицы в подарок 800 душ.

Своим путчем Екатерина достигла всего, чего желала: она стала самодержавной «императрицей всероссийской». По своему ходу ее государственный переворот в некотором отношении был похож на прежние дворцовые революции, особенно на переворот Елизаветы. Однако, в сущности, это был совершенно иной случай.

Дочь Петра Великого как законная наследница восстановила правовой порядок. Екатерина обошла законного наследника — своего сына Павла — и без всяких законных оснований заняла престол. В русской истории был лишь один подобный прецедент. Ее тезка Екатерина I, жена Петра Великого, также получила трон без законного права. Но Екатерина I сделала это не по собственной инициативе, а была орудием в руках других, прежде всего Меншикова, который с возведением на трон своей прежней любовницы захватил фактически всю власть в свои руки. Кроме того, Екатерина I хотя и не была объявлена своим мужем его преемницей, но по всей форме была коронована как императрица.

В случае Екатерины II ситуация была совершенно иной. Она по собственной инициативе, чтобы захватить власть, устроила настоящую революцию. Этот факт, а также неясный конец Петра III с самого начала тяготели над ней, пусть с годами и слабее, фактически до конца ее жизни.

Сама Екатерина, попав на трон, совершенно не хотела выглядеть революционеркой. Во всех ее действиях всегда ясно чувствовалась, что для нее очень важны две вещи: видимость легитимности и видимость бескорыстия. В своих манифестах она постоянно именует себя «наследной императрицей» и с железной последовательностью называет Петра Великого своим «любимым дедом», причем повторялось это настолько часто, что, очевидно, ее подданные со временем уверовали, что Петр действительно был ее дедом. Как и множество других узурпаторов вплоть до наших дней, в пространных и многословных посланиях она постоянно уверяла, что взошла на трон «не для Нашего удовольствия, а для славы России» и сама она при этом «принесла себя по призыву Господа в жертву любимому Отечеству».

Сильно преувеличивая, Екатерина изображала свой государственный переворот как спасение Отечества, уже «попираемой ногами чести государства» и веры, и в память об этом дне отчеканила монету с надписью: «За спасение веры и отечества».