Михаил Вострышев - Москва и Россия в эпоху Петра I

Иван вместе с рясой получил имя Ионы, но жил в обители не более двух лет, после чего пустился странствовать по Руси. Переходил из города в город, из монастыря в монастырь, кормясь от сборов на свою обитель, от милости доброхотных дателей, и везде находя радушный прием. В мае 1722 года по дороге в Киев он зашел в Глинский монастырь Севского уезда, от Глухова в двадцати верстах. Монах и «инквизитор» Севско-Спасского монастыря Милетий беседовал со странником и вручил ему донос на строителя Глинского монастыря «в непослушании», прося передать его киевскому архиерею. Тот с удовольствием принял поручение, тем более, что получил за это от Милетия подорожную или вид, который спасал от могущих встретиться задержек. В силу неоднократных повелений государя бродяг-монахов хватали в это время все чаще и чаще, и тем труднее было чернецам скитаться. Придя в Глухов, Иона встретил толпу нам знакомых хлопцев, зазвал их в шинок, шумно и весело за чарками провел с ними вечер, а те в благодарность отвели ему ночлег в школе дьячка Лысого.

Так судьба привела Иону быть участником рассказанной нами сцены. Как человек, прошедший огонь и воду, не мудрено, что он прервал брань Нечитайло и еще раз напомнил: за это де дело и голова долой слетит!

Слова Ионы подняли с лавки Григорий Митрофанова.

– И впрямь, – заговорил он, выходя из соседней горенки, – для чего ты, злодей Лукьян, такие скаредные слова про его императорское величество говоришь?

Вмешательство товарища не понравилось Степану. Он нашел нужным пугнуть Гришку.

– Тебе-то что нужно? – заговорил он, приподнявшись с лавки и замахиваясь. – Уж ты сейчас тут доносчик. Дадим мы тебе себя знать, как доносить.

Гришка притих, стихла и вся компания.

Наутро только один Митрофанов ясно помнил вчерашнюю беседу и уже обдумывал донос. Остальные, вместе со старцем, больше думали, как бы опохмелиться, чем о «скаредных словах» Нечитайло.

– Эх, братцы! Хочу я браги испить, – заговорил старец.

– Так чего ж, – отвечали Лукьян и Григорий Митрофанов, – пойдем в шинок, там и напьемся.

Сходили, испили браги и вернулись в школу.

– А что, братцы, – спрашивал Иона, – кто у вас ночесь про его императорское величество бесчестные слова говорил?

– Вот он, что с тобой ходил опохмеляться, тот и говорил, – указал на Лукьяна Григорий.

– Нет, и знать ничего не знаю, никаких слов я не говорил.

– Для чего ж ты запираешься, – уличал Григорий. – Вот как я пойду да на тебя о тех словах донесу, так всем беда будет!.. Ты, отче Иона, как станут спрашивать, и ты в тех словах не заприся.

– Ступай, донеси, – ободрял отче, – а я уж в тех словах не запрусь.

– Чего ж ты жить с нами не будешь, что ли? – вмешался Степан. – Коли ты жить с нами хочешь, так чего ж доносить идешь? – С этими словами хлопец хватил раза три доносчика по шее, сбил с ног и выбил его в дверь. – Ступай теперь, доноси!

– Постой, постой! – не унимался Григорий, вновь входя в школу. – Я тебя, Степан, лихо доведу!

Протест Степана поддержали Киприан с Никитой. Хотя они и не слышали вчерашней беседы, но, узнав о намерении Григория отправиться с доносом, осыпали его самыми отборными выражениями.

– Ежели ты доносить идешь, – заключила школяры, – то похватаешь ты у нас кия, сиречь палки.

Молодежь горячилась, кричала и тем свободнее, что директор школы дьячок Лысый ушел куда-то по делам. Брань готова была перейти в кулаки, но вмешался отче Иона и для успокоения страстей предложил сходить в другой шинок и испить винца.

Предложение было принято за исключением Лукьяна, ушедшего разгуляться на рынок. Отправились в шинок. Протестующие Степан с Никитой не переставали осыпать Митрофанова бранью, насмешками, а Киприан приобщил несколько тумаков.

– Вот тебе две чарки, – сказал Иона, угощая Кривецкого, – испей да ступай в школу припасать обедать, а мы тут посидим.

Брань да насмешки школяров не испугали Григория, он еще более на них озлобился.

– Ты-то доносчик! – говорили ему товарищи. – Погоди, ужо мы тебя, доносчика, в школе розгами побьем и из школы вон выгоним.

Энергичнее всех говорил против доноса и доносчика Степан. Находя слова не вполне убедительными, он подкреплял их частыми кулаками и несколько раз выбивал Гришку из шинка.

– Будет, будет вам не одному! – грозился тот каждый раз, возвращаясь.

В это время мимо шинка проходил капрал. Григорий зазвал его и, чествуя вином, говорил:

– Хочу я тебе сказать слово, и то слово скажу после… Теперь уж вам нельзя уйти, – продолжал он, обращаясь к школьникам, – вот я пойду солдатам объявлю, чтоб караулили вас по дорогам. Буде вы замыслите уйти, так за вами погоня будет.

– Что ты грозишься? Мы не боимся, да и не для чего нам уходить от погони.

Зазвонили к обедне, и школяры Киприан с Никитой пошли в церковь. На паперти встретили они Лукьяна и передали ему перебранку с Гришкой.

Между тем Гришка уже спешил с доносом к бригадирскому двору. Встретивши какого-то майора, он объявил ему: слово и дело! Майор отрядил с ним солдат и послал на гауптвахту приказ капитану послать людей для поимки школяров. Команда из шести человек вслед за изветчиком направилась в школу…

Там стряпал в это время Кривецкий и только что пришел из шинка отче Иона.

– Нельзя ли, брат, чего поесть?

– Ничего еще не поспело, отче.

Часовня Спасителя в домике Петра Великого в Санкт-Петербурге

Часовня в лесу

При этих словах пришли солдаты и арестовали собеседников. Никиту взяли на мосту, он попался им навстречу. За Киприаном пошли в церковь святого Илии. Школяр пел на клиросе, его свели оттуда, и повели всех вместе в Малороссийскую коллегию.

Лукьян в это время по просьбе дьякона Протопопко ходил в загородную церковь Рождества Богородицы в Верегине за чернецом и пономарем. Приведя их к священнику, Лукьян завернул в школу. Здесь он нашел только малых хлопцев, они учились грамоте.

– Где Кривецкий? – спросил у них Лукьян.

– Приходили сюда солдаты с Григорием, Кривецкого и чернеца Иону взяли под караул, и тебя солдаты спрашивали. Сказывали, что Степан побранился да подрался с Гришкой, так и Степана солдаты хотели взять, да он от них ушел.

Ответ мальчиков сильно смутил Нечитайло. Он поспешил проведать, за что именно взят Кривецкий. Не доходя до коллегии, Лукьян догнал команду с арестантами. По указаниям Григория и Ионы его тотчас арестовали.

Доносчика, школяров и чернеца Иону, всех шестерых, немедленно забили в колодки в гетманской караульне и рассадили по казенкам.