Игорь Зимин - Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью.

В конце августа 1894 г. Георгий Александрович, после долгого перерыва, встретился с родителями в Беловеже. Это не прошло для него даром, поскольку у него вновь началось кровохарканье. Тем не менее он вместе со всей царской семьей переехал в Спалу, а затем, в конце сентября, отправился в Ливадию. Он хотел быть рядом с умирающим отцом, хотя у него несколько раз отмечалось повышение температуры. Поскольку в это время приближалась трагическая развязка болезни Александра III, медики, находившиеся при царе, исследовали и состояние здоровья Георгия. В. Н. Ламздорф в октябре 1894 г. записал в дневнике: «Что касается несчастного цесаревича, то он находится в печальном состоянии: профессор Лейден определил у него вторую стадию неизлечимого туберкулеза». [1253]

После смерти Александра III в октябре 1894 г. изменился официальный статус великого князя Георгия Александровича. Поскольку Николай II только собирался жениться и у него не было сына-наследника, его младшего брата официально объявили наследником-цесаревичем.

Г. Нотнагель

В феврале 1895 г. Георгий Александрович вновь совершил морское путешествие по Средиземному морю на родительской яхте «Полярная звезда», посетив о. Корфу, Алжир и затем, после захода в Одессу, возвратился в Абас-Тумани. Там его в июле 1895 г. осмотрел доктор П. Яковлев. В составленном им заключении анализировался ход болезни за период с 17 мая 1894 г. по 6 июля 1895 г. В констатирующей части отмечалось, что профессором Г. А. Захарьиным в мае 1894 г. диагностирована «хроническая бугорчатка легких». За прошедшее время «поражение левого легкого увеличилось». Больной продолжает принимать рыбий жир и делать ингаляции эвкалиптового масла с гваяколом.

В середине июля 1895 г. Георгий Александрович, после долгого перерыва, прибыл в Петербург для того чтобы с матерью – императрицей Марией Федоровной, отправиться в традиционную для царской семьи поездку в Данию. Но еще до его приезда профессор Захарьин направил министру Императорского двора И. И. Воронцову-Дашкову письмо, в котором сообщал, что от приглашенных для консультаций к цесаревичу Георгию профессоров Э. Лейдена (1832–1910 ) [1254]и Г. Нотнагеля (1841–1905) [1255]им были получены составленные этими профессорами «Основные принципы лечения».

Профессор Захарьин отмечал, что они «не противоречат моему плану лечения», который он представил императрице Марии Федоровне в мае 1894 г. Вместе с тем, он обращал внимание на некоторые расхождения в методах лечения больного, указывая, что одна из предложенных мер, «а именно, сильное водолечение (души до 10 Р)», может оказаться рискованной. Захарьин посчитал, что «разность мнений так естественна и обыкновенна в столь сложном деле, как болезнь и лечение», но вместе с тем заявил, что «при таком положении дела не вижу возможности продолжать заведование лечением Его Высочества». [1256]

Э. В. фон Лейден

Вся семья радовалась приезду сына и брата в Петербург. Император Николай II 17 июля 1895 г. записал в дневнике, что он выезжает «в Петербург навстречу милому Георгию… Слава Богу – вид у него недурной и смотрит он бодрым». Георгий Александрович, несмотря на свое слабое здоровье, включился в традиционный круг дел царской семьи и 25 июля 1895 г. присутствовал в Красном Селе на традиционных маневрах: «Аликс и все дамы с инвалидами семейства – Георгием и Юрием – смотрели с царского валика». [1257]Именно тогда молодая императрица назвала Георгия за его страшную худобу и грустное выражение лица «Плакучей ивой».

Затем Георгий отправился в Данию. Но за два дня до прибытия туда царского семейства переутомление дало себя знать очередным легочным кровотечением. В письме к Николаю II сестра царя Ксения Александровна в августе 1895 г. писала из Дании: «…у него вдруг сделалось кровохарканье… которое снова повторилось вчера ночью, но не в такой сильной степени, как в первый раз. Это ужасно действует на его нервы и расстраивает его». [1258]Муж Ксении Александровны, великий князь Александр Михайлович, ближайший друг Николая II, в начале сентября 1895 г. писал: «Пребывание в Дании, к несчастью, нанесло ему вред. По-моему, никаких Лейденов не надо. Чигаев – отличный доктор, и надо ему вполне предоставить лечение Джоржи. Не надо забывать, что Лейден немец, да еще вдобавок жид, и ему решительно все равно, что будет с Джоржи». [1259]

Рапорт Г. А. Захарьина на имя министра Императорского двора И. И. Воронцова-Дашкова. 13 мая 1895 г. (1 лист)

Надо заметить, что великий князь Александр Михайлович был не одинок в этом мнении. В воспоминаниях лейб-медика Н. А. Вельяминова приводится любопытное рассуждение, которым поделился Э. Лейден в Ливадии в октябре 1894 г. во время болезни Александра III с Вельяминовым: «Как-то сказал мне, что хороший врач-практик должен уметь, особенно при лечении монархов, не только лечить, но и помочь больному умереть, а главное должен уметь держать себя с семьей так, чтобы и после смерти больного сохранить ее симпатии и доверие». Вельяминов отмечал, что Лейден «обладал, кроме своих знаний, большой долей хитрости и практичности, и житейской мудрости, как истый старый еврей». [1260]Кроме этого, Лейден достаточно широко в Берлине высказывал желание стать постоянным официальным консультантом при Русском дворе, так как «у нас нет выдающихся терапевтов». Поэтому позже, в 1895 г., когда Лейдена все-таки пригласили для консультации в Копенгаген в связи с ухудшением здоровья Георгия Александровича, Вельяминов «использовал все свое влияние, чтобы предупредить его дальнейшие приглашения». [1261]Однако ему это не удалось, и Лейдена еще раз приглашали для консультаций, уже в Абас-Тумани, куда 7 сентября 1895 г. после резкого ухудшения здоровья, связанного с кровотечениями в Дании, прибыл Георгий Александрович.

Рапорт Г. А. Захарьина на имя министра Императорского двора И. И. Воронцова-Дашкова. 13 мая 1895 г. (2 лист)

Через несколько дней, 11 сентября, Георгий Александрович писал старшему брату о своем здоровье из Абас-Тумани: «Тут как раз у меня началось это поганое кровохарканье и пришлось лечь; так как оно несколько раз повторилось, то я пролежал целых восемь дней. Конечно, я рад видеть родных после 4-х лет, но пользы это мне не принесло, т. к. те пять фунтов, которые я с трудом нажил в мае и июне, теперь с излишком потерял, а, кроме того, и отдышка усилилась». [1262]