Дмитрий Старостин - Между Средиземноморьем и варварским пограничьем [Генезис и трансформация представлений о власти в королевстве франков]

Когда Григорий Турский сообщает о гибели сыновей Хильперика, а потом передает свой разговор с Сальвием, епископом Альби, то можно заметить, что этот король стал для него примером того, какие наказания могут настигнуть неправедных правителей. Слова коллеги Григория о том, что «над этим домом [т.е. домом Хильперика — Д.С.] занесен обнаженный меч гнева Господня» являются заключением рассказа Григория Турского о неправедных деяниях правителя {111} . Детали, которые Григорий Турский последовательно вводит в описание правления Хильперика, создают, как мы уже говорили выше отрицательный образ этого правителя. Стоит заметить, что именно Хильперик, правитель Суассонского королевства, чье потомство и получило в наследство всю Галлию, был для Григория Турского отрицательным примером короля.

Положительным примером властителя для него был правитель Австразии Хильдеберт II (575–596), сын Сигиберта и племянник Хильперика, наследовавший трон Австразии после смерти своего отца Сигиберта; однако его потомки, в отличие от потомков Хильперика, сошли с исторической арены. В соответствии с текстом Григория Турского, именно к Хильдеберту знать из окружения Хильперика стала переходить на службу после разочарования от политики короля Нейстрии, и именно он поддерживал хорошие отношения с Туром и способствовал распространению культа св. Мартина {112} . Правление этого короля было настолько важным для Григория Турского, что структурно оно является центром повествования второй части «Истории» (с V по X кн.), потому что он Датирует свое сочинение по годам правления Хильдеберта, даже когда рассказывает о Хильперике {113} . Однако зная о будущей победе политики Хильперика (что было неведомо Григорию), мы можем задуматься, насколько епископ Тура здраво оценивал момент.

Указанные примеры показывают, что Григорий Турский не смог (или не захотел) почувствовать значимость процессов объединения Франкского королевства, во главе которых стояли короли из «Суассонской» (или, говоря условно, «Нейстрийской») династии Меровингов {114} . Более того, в 585 г., т.е. вскоре после смерти Хильперика, он поторопился объявить Хильдеберта победителем {115} , не зная о том, что конфликт будет продолжаться еще три года {116} . Хильперик I и его сын Хлотарь II были для него узурпаторами, которых преследовал рок, и примером проклятых Богом королей.

Представляется оправданным провести параллель между изображением Григорием Турским современного ему правителя Суассонского королевства Хильперика I и тем, как преподает нам епископ историю возникновения этого временного политического образования на территории Галлии в правление Хильдерика и его сына Хлодвига в последней четверти V в., описанную во второй книге «Истории». Зная, сколь отрицательной видел роль Хильперика I в делах Франкского королевства и, в особенности, в делах турского епископства в конце VI в., резонно задаться вопросом о связи второй половины «Истории» Григория Турского и кн. 2 и спросить, не попытался ли автор найти «причины» своих трений с Хильпериком в том, что с самого начала, т.е. со времени Хильдерика и Хлодвига, Суассонское королевство было отмечено печатью неблагополучия? Можно точно утверждать, что создавая рассказ о начале истории Франкского королевства, епископ мыслил в тех политико-географических терминах, которые были характерны для того времени, когда он писал свой труд. Как показано выше, история Суассонского королевства в конце V в. туманна, да и само его существование находится под вопросом. Григорий Турский создал «демонический» образ правителя Суассонского королевства, который пытался ограничить привилегии турской церкви, и по ассоциации перенес этот образ на основоположника династии, Хлодвига, заложившего «несчастливое» по своей сути политическое образование. Таким образом, в обеих частях «Истории» Григорий Турский проводил одну и ту же линию на выставление своих противников в темном свете. Это позволяет по-новому оценить возможность применения критерия «достоверности» к информации из указанного сочинения [23]. Первичным для Григория Турского было создание образа, вызывавшего определенную моральную оценку, вне зависимости от того, писал ли он о событиях давнего прошлого или о том, в чем сам принимал участие. А «историческая действительность», которая возникала в результате данного процесса, была целиком на его совести.

Общеизвестным фактом является то, что деятельность франкских королей занимает не более половины от общего объёма «Истории» Григория Турского, в то время как рассказы о епископах и о церковной Жизни — практически все оставшееся место. Но даже и те описания королей, которые можно найти у Григория Турского, были генетически связаны с характерными для Ветхого и Нового завета представлениями о хороших и плохих властителях и имели мало индивидуальных черт. Это говорит о том, что для него правители Галлии были скорее персонажами позднеантичной христианской истории, и его отстраненность от их дел — свидетельство уверенности епископа Тура в своем положении, которое не зависело от прихотей правителей.

Но если мы можем говорить о том, что в сочинении Григория Турского присутствовали нарративные приемы позднеантичной историографии, то перед нами, тем не менее, встает вопрос о том, а какие именно традиции он использовал. Не стоит забывать о том, что в Поздней Античности сложился ряд приемов историописания и комплекс метафор, которые не только не были схожи друг с другом, но создавали по сути противоположные картины одного и того же периода. Например, в описании Григорием Турским меровингских королей мы не найдем ни единого намека на те физические образы, которые использовал, например, Сидоний Аполлинарий, галло-римский аристократ V в., при характеристике вестготского короля Теодориха {117} . И хотя Григорий Турский явно опирался на Евсевия Кесарийского и его «Церковную историю», этот жанр был не к месту, когда ему приходилось описывать франкских королей (за исключением истории о крещении Хлодвига).

Цель, которую ставил перед собой Григорий Турский, служила для исследователей его творчества источником постоянных споров. Перевод его труда на русский язык, в соответствии с традицией германоязычной медиевистики, был назван «История франков» {118} . Это создавало и создает впечатление, что епископ г. Тура стремился подражать Иордану и Исидору Севильскому с их «Гетикой» и «Историей готов», и его задачей было написать историю варварской группы с общими этническими корнями, захватившими одну из провинций Западно-Римской империи и создавших на обломках имперской власти свое королевство. Но исследователями было убедительно доказано, что настоящее название этого труда — «История» (или, точнее, «Десять книг историй») [24].