Дарья Наленч - Пилсудский [Легенды и факты]

Вопреки всем расчетам врагов, вопреки преждевременным триумфам и наглым издевательствам евреев Польша изгнала оккупанта, сбросила оковы, возродила свою государственную независимость. И тогда Интернационал в третий раз направляет Пилсудского в Польшу, чтобы отравить первые годы ее существования и не допустить ее внутренней независимости. <���…> Вот уже четыре года польский народ борется с последним делом рук Пилсудского: Львов, федерализм, Вильно, Киев, Пса [113] Имеются в виду завоевание Львова, федеративный план Пилсудского, его военные походы на Вильно и Киев, а также конференция стран Антанты в Спа (Бельгия, июль 1920 г.), на которой в связи с обращением Польши было решено срочно усилить военную помощь в войне против Советской России; кроме того был предпринят дипломатический демарш; министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон послал телеграмму правительству РСФСР с предложением заключить перемирие и установить советско-польскую границу по линии, ставшей известной как «линия Керзона». — это поля тех великих политических битв, которые Польше пришлось провести с еврейской политикой на мировой арене, и всюду народ имел против себя на стороне еврейства Пилсудского как самое грозное орудие Интернационала. <���…>

Народ победил, меч врага сломался в его руках, кандидат накануне выборов покинул арену, повергнув в ужас своих сторонников».

Эти слова можно было бы отнести к проявлениям психического заболевания, если бы не некоторые обстоятельства. Этот текст вышел из-под пера ценимого в своем лагере публициста, одного из эндековских лидеров только что избранного нового состава Сейма. Он появился на страницах газеты, считавшейся главным органом теоретической мысли эндеков. Он являлся не чем иным, как публично сформулированными убеждениями, разделявшимися многими поляками. Под воздействием именно такой аргументации зародилась мысль убийства президента.

Неудивительно, что такая атмосфера повлекла за собой существенные изменения в образе мышления Маршала. Он начал презирать противников, а это вело к мысли, допускающей грубое насилие над ними. Уже в интервью, данном 6 января 1923 года Игнацы Роснеру, редактору «Курьера польского», он говорил, что в Польше господствует «глубоко безнравственная политическая мысль», опирающаяся на «легкость принятия лжи как основы политической мысли и политических суждений, с которой вести честный спор чрезвычайно трудно…».

Явно стало меняться отношение Пилсудского к окружению. Он перестал доверять даже самым близким людям. Стал резким, требовательным, часто неприветливым в беседах. Именно в это время явная метаморфоза произошла с языком его высказываний. «В речи молодого Пилсудского, — писал Адам Кшижановский [114] Адам Кшижановский (1873–1963) — профессор политической экономии в Ягеллонском университете (с 1912 года). В межвоенный период был советником правительства и оказывал влияние на финансовую политику государства. В 1928 и 1930 годах избирался в Сейм от Беспартийного блока. В 1931 году вышел из «ББ» в знак протеста против ареста депутатов от Центролева. В народной Польше был депутатом Сейма. Автор работ по теории экономики, экономической истории и этике. ,— деликатного и изысканного в обхождении, отсутствовала грубая брань и оскорбления. Только после отхода от политической жизни он начал осыпать ругательствами своих противников. Изменил привычки вопреки просьбам и мольбам своих друзей и семьи в надежде, что, применяя это оружие, он предотвратит использование физического принуждения своими политическими противниками и им самим».

Это объяснение, достойное пилсудчика, идеализировало мотивы поведения Маршала. Тезис о дидактическом понимании грубости в отношениях с людьми уязвим. Он разговаривал тем же языком с противником, что и с друзьями, хотя в отношении последних мог быть милым и обходительным, если был в настроении или имел какой-то интерес.

«Мне рассказывал майор из тогдашнего генштаба Тадеуш Шотцель, — вспоминал Вацлав Енджеевич эпизод, относившийся скорее всего к весне 1923 года, — что в один из дней он должен был протоколировать совещание высших военных чинов, на котором председательствовал Пилсудский. В тот день он был в прекрасном расположении духа и язык, с помощью которого он громил людей и дела, был как нельзя более непарламентский для уха застенчивого Шотцеля, известного среди нас тем, что он никогда не употреблял вульгарных слов, которыми мы часто пользовались в непринужденных беседах. Шотцель написал протокол, скрупулезно избегая крепких словечек Маршала, но четко сохраняя суть содержания конференции, и представил его для одобрения. Пилсудский прочитал, рассвирепел и порвал бумагу. «Это совсем не то, что я говорил. Напишите еще раз, точно придерживаясь того, что было сказано». И бедный Шотцель, которого Маршал любил и ценил, наверное, покрывшись румянцем, вынужден был сдобрить протокол незатейливыми эпитетами Пилсудского».

Ясно и публично провозглашенная борьба с правыми вступила в новый этап в мае 1923 года, когда эндеки заключили соглашение с Польской крестьянской партией (ПСЛ) «Пяст» [115] ПСЛ-«Пяст» была образована в результате раскола в 1913 году галицийской крестьянской Польской народной партии (ПСЛ) на более умеренную, тяготевшую к националистам ПСЛ-«Пяст» (по названию печатного органа) и более радикальную ПСЛ-«левицу», близкую ПСДП. , создав тем самым правоцентристское большинство, необходимое для сформирования правительства. Реакция Пилсудского была необычайно скорой и резкой. В тот самый день, 28 мая, когда возник кабинет Винценты Витоса, он демонстративно съехал вместе с семьей со служебной квартиры в здании Генерального штаба и отправился в Сулеювек.

С 1921 года он стал здесь владельцем небольшого земельного участка, где поначалу находился скромный деревянный домишко, пригодный для проживания исключительно летом. На этом участке в 1923 году из фондов Комитета польского воина был построен солидный каменный дом, полностью отвечавший потребностям всей семьи. Когда прибыли хозяева, он еще сохранял запах свежей штукатурки и краски, а сама торжественная процедура передачи представителями армии ключей владельцам произошла только спустя две недели. Политические обстоятельства подпортили, к сожалению, сценарий давно запланированного мероприятия.

Спустя два дня после демонстративного уединения в Сулеювеке Маршал подал в отставку с поста начальника Генерального штаба, которая 9 июня была принята президентом Войцеховским. Пилсудский, правда, сохранил за собой руководство Узким военным советом, но все понимали, что этот шаг был продиктован протокольно-государственными обстоятельствами: подходил срок визита румынской королевской четы, у которой он гостил в сентябре 1922 года. Поэтому Маршал не мог выступать в данном случае как частное лицо, к тому же находящееся в оппозиции. Во внутренней борьбе он уже совсем не скрывал своих позиций. Так, к примеру, приветствуя членов правительства на торжествах по случаю вручения королю Фердинанду ордена Виртути милитари, Пилсудский не подал руки министру иностранных дел Мариану Сейде [116] Мариан Сейда (1879–1967) — политический деятель, один из руководителей НД в прусских землях, член ПКН в Париже, в 1923 году — министр иностранных дел, в 1939–1944 годах — член эмигрантского правительства. , одному из лидеров национальных демократов. Среди присутствовавших этот афронт вызвал, понятно, сенсацию.