Валерий Сойфер - Сталин и мошенники в науке

В свой актив она могла записать такое существенное достижение, как подавление открытой критики. Всякое публичное отвергание "живого вещества" или работа в противовес этому подходу как в центральных научных, так и тем более в периферийных учреждениях, стали невозможными. Безоговорочно были запрещены работы по темам, противоречащим лепешинковщине, несмотря на то, что еще десятилетием ранее многие из исследований советских биологов принесли славу отечественной науке.

Но, наверное, наибольшую радость доставляли Лепешинской не перебежчики из лагеря науки, а истинные революционеры, прокладывавшие дорогу в неизведанное, открывавшие ранее неведомые УДИВИТЕЛЬНЫЕ факты. В числе таковых прежде всего следовало назвать Гаспара Акимовича Мелконяна. В медицинском институте в Ереване, где он работал, хранили образец паразита — ленточного червя эхинококка, который может поражать человека. Музейный образец был извлечен из большеберцовой кости больного человека и помещен в стеклянный сосуд с формалином (ядовитой для всех живых клеток смеси формальдегида и метилового спирта, используемой для предотвращения роста случайно просочившихся из воздуха клеток бактерий или грибов). Мелконян сообщил, что обнаружил как после многолетнего пребывания эхинококка в сосуде с формалином в банке оказались кости. По утверждению Мелконяна они развились, в полном соответствии с законом Лепешинской о переходе неживого в живое, именно из эхинококка. И были они живыми, растущими костями. Из червя — кость! Да еще и живая!

"Факты — упрямая вещь, — писал Мелконян, повторяя известную фразу Сталина, так популярную в те годы, — и с ними нельзя не считаться и игнорировать их, иначе и прогресса в науке не может быть… Этому соблазну отрицания и игнорирования чуть было не поддались и мы…, когда, заметив факт образования костной ткани в банке вместо хранимого в ней музейного препарата, сочли вначале это озорничеством со стороны кого-либо из больных, подменивших препарат костями… Только более трезвое обсуждение… нас остановило от решения выбросить банку с костями и искать виновника "озорничества" и Вскоре в той же банке и в той же жидкости (в формалине! — В. С.) после извлечения всех костей стали вновь образовываться все новые и новые кости, что дало нам право уверовать в достоверность наблюдаемого факта".

Можно было бы посмеяться над подобной писаниной, так как анекдотичность утверждений Мелконяна, хотя он и работал профессором в Ереване, была кристально ясна, но на этом анекдоте можно проиллюстрировать как саму направленность мышления лысенкоистов, так и их умение добиваться своего, невзирая ни на что, ждать часа, соваться со своими домыслами в любые дыры, к любым неучам, отвергая советы и выводы знающих людей.

После ознакомления с "костями", образовавшимися из эхинококков, авторитетные специалисты (в наиболее резкой форме ленинградский цитолог В. Я. Александров) категорически отвергли заявления Мелконяна. Но он не напрасно потерял покой, проталкивая в печать свое "революционное открытие". Его мытарства остались позади. В журнале "биологических потех" его "труд" напечатали! Статья Мелконяна наделала много шума. И не беда, что большинство серьезных биологов и медиков рассматривало статью как безумную. Много они понимают! Зато внимание такое живое!

Не менее захватывающее дух открытие сделала доцент Ростовского университета Ф. Н. Кучерова, заведовавшая кафедрой гистологии. Она растирала — что бы вы думали? — ПЕРЛАМУТРОВЫЕ пуговицы. Порошок вводила в организм животных. И наблюдала: из порошка ВОЗНИКАЛО ЖИВОЕ ВЕЩЕСТВО.

— А что особенного? — объясняла доцент Кучерова. — Перламутр-то из раковин добывают, а раковины ведь раньше живыми были! Вот они и сохранили свойство живого. И защитила на этом материале Кучерова кандидатскую диссертацию (48). И положенный кандидатам диплом ВАК ей вручил! Еще бы, ведь заместителем председателя биологического и медицинского совета ВАК был Жуков-Вережников.

А иркутский "биолог" В. Г. Шипачев, которого высоко ценили и в Москве (он состоял членом Ученого Совета Министерства здравоохранения РСФСР и обладал высоким титулом Заслуженного деятеля науки) издал книгу под будоражащим ум материалистическим названием "Об исторически сложившемся эволюционном пути развития животной клетки в свете новой диалектико-материалистической клеточной теории" (49). Предисловие к книге написала Лепешинская. Автор книги зашивал животным в брюшину семена злаковых растений, а потом, спустя некоторое время, разрезал им живот и исследовал развившиеся в брюшине вокруг инородных тел воспаления (естественно, гнойные). Он утверждал, что можно "без труда" наблюдать, как растительные клетки распадаются и образуют живое вещество Лепешинской, а затем из него формируются нормальные животные (а не растительные!) клетки. Чем не триумф учения Лепешинской! Своей книге он предпослал эпиграф, заимствованный у великого И. П. Павлова: "Что ни делаю, постоянно думаю, что служу этим, сколько позволяют мои силы, прежде всего моему Отечеству". Высокие слова выглядели издевкой.

Сама Лепешинская готовила новую сенсацию. Ей не давал покоя немаловажный для людей её возраста вопрос, как избежать старости?

"В капиталистических странах, — сообщила она на публичной лекции в Большом лектории Политехнического музея в Москве в 1953 году, — неблагоприятные общественные и бытовые условия ускоряют наступление преждевременной старости у трудящихся, которые работают до полного изнурения, переутомляются, питаются плохо, отравляются всевозможными ядовитыми веществами на производстве из-за отсутствия надлежащей охраны труда. Невозможно быть здоровым и долго жить в подобных тяжелых материальных условиях, постоянно испытывая страх за завтрашний день, особенно в гнетущей обстановке военной истерии. Избежать преждевременного наступления старости и смерти, надеяться на продление жизни в капиталистических странах нельзя" (50).

Совсем иначе, по её убеждению, обстояло дело в СССР. А к тому же она сообщила, что открыла "элексир молодости" — питьевую соду:

"Нами были поставлены опыты с введением однопроцентного раствора соды непосредственно в организм. С этой целью мы впрыскивали лягушке однопроцентный раствор двууглекислого натрия, предварительно сделав мазок крови, а затем брали кровь из сердца лягушки через 10, 20, 30 и 40 мин. после впрыскивания соды".

Затем от лягушек (стали бы они долгожительницами — установить было нельзя: от таких вивисекций все они передохли) Лепешинская перешла к "опытам" с куриными яйцами и вылупившимся из них цыплятами:

"На 20-й день инкубации, т. е. на один день раньше срока из подопытных яиц вылупились цыплята; из контрольных яиц цыплята вылупились в обычный срок — на 21-й день.