Валерий Сойфер - Сталин и мошенники в науке

Подлинная наука о живой природе, творческий дарвинизм — мичуринское учение строится только у нас, в Советском Союзе… Она детище социалистического, колхозного строя. Поэтому она… так сильна по сравнению с буржуазным лжеучением, что метафизикам менделистам-морганистам, как зарубежным, так и в нашей стране, остается только клеветать на нее, с целью торможения развития этого хорошего действенного учения.

Дорогой Иосиф Виссарионович! Если мичуринские теоретические установки… в своей основе правильны, то назрела уже необходимость нашим руководящим органам… сказать свое веское слово…

Прошу Вас, товарищ Сталин, помочь этому хорошему, нужному для нашего сельского хозяйства делу".

Содержало многостраничное послание человеку, никогда в жизни никакого касательства ни к агрономии, ни к селекции не имевшему, и такой замечательный пассаж:

"Дорогой Иосиф Виссарионович! Спасибо Вам за науку и заботу, преподанную мне во время Вашего разговора со мной в конце прошлого года по ветвистой пшенице.

Этот разговор я все больше и больше осознаю. Вы мне буквально открыли глаза на многие явления в селекционно-семеноводческой работе с зерновыми хлебами.

Детально изучая ветвистую пшеницу, я понял многое новое, хорошее. Буду бороться, чтобы наверстать упущенное и этим быть хоть немного полезным в большом деле — в движении нашей прекрасной Родины к изобилию продуктов питания, в движении к коммунизму".

Напомню: была осень 1947 года, осень, принесшая самый жуткий голод населению страны. Каким "просветленным цинизмом" нужно было обладать, чтобы писать о движении к изобилию продуктов! Нет, примитивным жуликом и простым циником Трофим Денисович не был. Хорошо он понимал, что надо написать вождю!

Призыв ввести идеологический запрет на всё, что не соответствовало устремлениям главного "мичуринца", был услышан. В своем ответном письме "Уважаемому Трофиму Денисовичу", написанном срочно, вождь не только клюнул на лысенковскую наживку и стал давать ему советы по агрономии и селекции. Он высказался и по поводу генетиков:

27/Х-1947 г.

АКАДЕМИКУ Т. Д. ЛЫСЕНКО

Уважаемый Трофим Денисович!

Вашу записку от 27. Х. 1947 г. получил. Большое Вам спасибо за записку. Очень хорошо, что Вы обратили, наконец, должное внимание на проблему ветвистой пшеницы. Несомненно, что если мы ставим себе задачу серьезного подъема урожайности пшеницы, то ветвистая пшеница представляет большой интерес, ибо она содержит в себе наибольшие возможности в этом направлении.

Плохо, что Вы производите опыты с этой пшеницей не там, где это "удобно" для пшеницы, а там, где это удобно Вам как экспериментатору. Пшеница эта — южная, она требует удовлетворительного минимума солнечных лучей и обеспеченности влагой. Без соблюдения этих условий трудно раскрыть все потенции этой пшеницы. Я бы на Вашем месте производил опыты с ветвистой пшеницей не в Одесском районе (засушливый район!) и не под Москвой (мало солнца!), а, скажем, в Киевской области или в районах Западной Украины, где и солнца достаточно, и влага обеспечена. Тем не менее, я приветствую Ваш опыт в подмосковных районах. Можете рассчитывать, что правительство поддержит Ваше начинание.

Приветствую также Вашу инициативу в вопросе о гибридизации сортов пшеницы. Это — безусловно многообещающая идея. Бесспорно, что нынешние сорта пшеницы не дают больших перспектив, и гибридизация может помочь делу. О каучуконосах и посевах озимой пшеницы по стерне поговорим в ближайшее время в Москве.

Что касается теоретических установок в биологии, то я считаю, что мичуринская установка является единственно научной установкой. Вейсманисты и их последователи, отрицающие наследственность приобретенных свойств, не заслуживают того, чтобы долго распространяться о них. Будущее принадлежит Мичурину.

С уважением

И. Сталин

31. X. 47 г."

Таким образом Лысенко не просто заронил в душе Сталина надежду на решение зерновой проблемы, но и заручился его поддержкой в борьбе с генетиками. Сталин ясно заявил, что считает единственно правильным признать роль прямого приспособления наследственности организмов к внешней среде. В науке эта идея была отвергнута много десятилетий назад, но малообразованным людям, Сталину в их числе, казалось, что наследование благоприобретенных признаков непременно существует.

Тем не менее никаких конкретных решений в отношении врагов Лысенко сразу не последовало, хотя обмен письмами между Сталиным и Лысенко объяснял почему проблема противостояния Лысенко и генетиков разрешения не получила. Те люди на верхах, кто готов был принять меры против засилья Лысенко в советской науке и, напротив, помочь генетикам, решили за благо отмолчаться и подождать, чем конкретно завершится интерес Сталина к Лысенко. К новому витку репрессий против ученых это пока не привело, но и энергию тех на верхах, кто собирался поддержать генетиков, пригасило.

С весны 1948 года в газетах уже началась шумиха по поводу новой пшеницы (22). Как писал трубадур лысенкоизма Геннадий Фиш:

"… только теперь, когда своим гениальным провидением товарищ Сталин разглядел возможности этой пшеницы и предложил академику Лысенко заняться ею… Трофиму Денисовичу удалось во многом разгадать тайны ветвистой пшеницы и вопреки всему, что до сих пор говорилось и о чем писалось в "мировой литературе", вывести ее с грядок, с мелких делянок, из теплиц на поля совхозов. Уже на втором году работы с нею удалось сделать ее самой урожайной из всех знакомых человеку сортов" (23).

Поставленные в кавычки слова о мировой литературе стали расхожими, а учить пропагандистов "самого прогрессивного в мире строя", как нужно лгать о жажде проклятых буржуев к наживе было не нужно:

"Ветвистой заинтересовались и зарубежные ученые. Впрочем, они отказались от нее вскоре после первых неудач. Крепкое ее зернышко оказалось им не по зубам. Да и какой расчет американским или английским помещикам выводить у себя такой сорт! Если хлеба уродится много, его придется продавать дешевле. А то, что выгодно трудовому народу, вовсе невыгодно богачам, думающим только о наживе" (24).

И сам Лысенко (25), и его приближенные (особенно, Д. А. Долгушин (26)), а затем и сотни "мичуринцев") продолжали вплоть до 1953 года (года смерти Сталина) утверждать, что ими якобы получены высокоурожайные формы ветвистой пшеницы (27). Многообещающей темой, также якобы с завидным успехом, занялись не только в Москве или в Одессе. Появились публикации на эту волнующую тему и в "Докладах Академии наук Армянской ССР" (28). Начальство собирало совещания (29), в контролируемых лысенкоистами журналах печатали всевозможные статьи с "доказательствами" высочайшей урожайности этой пшеницы, её свойства расхваливали в массовой печати. Так, Е. Мар писал: "Стахановцы полей уже получили и 150 и даже 200 центнеров с гектара" (30), а Г. Фиш восклицал: "Как будто я побывал на поле уже при коммунизме" (31).