Сара Брэдфорд - Лукреция Борджиа

Комедию «Касина» Изабелла заклеймила: «пьеса непристойная и безнравственная», впрочем, игра Альфонсо и Джулио ей понравилась (братья принимали участие почти во всех интермеццо). В целом праздники маркизе наскучили, и она старалась держаться в тени. Франческо она написала: «Я более чем уверена: от писем моих Вы получаете больше удовольствия, нежели я от самих празднеств. Нигде еще мне не было так скучно, как здесь…»В субботу в сопровождении Елизаветы Изабелла д'Эсте уедет в Мантую. На следующий день отправятся в путь и все послы. Останутся лишь римские дамы, прибывшие вместе с Лукрецией, потому что им так повелел понтифик. Возможно, — подумала Изабелла, — их отправят во Францию за женой Чезаре, Шарлоттой д'Альбре. (Шарлотта, в отличие от брата, кардинала Жана д'Альбре, так и не приехала. Он, «будучи молодым, очень увлекался танцами»). «Как это понравится моему отцу. Вы, Ваше Сиятельство, можете себе вообразить», — добавила она саркастически. Секретарь Гонзага, Бенедетто Капилупо, был намеренно ироничен, когда сравнивал стиль и грацию, с которой Изабелла и Елизавета отвечали на официальные приветствия венецианских послов, с манерами Лукреции. Изабелла отвечала на речи послов «так красноречиво и разумно, что ей позавидовал бы профессиональный оратор», — написал он Франческо. Что же касается Лукреции, то «хотя опыта обращения с мужчинами у нее было побольше, чем у Вашей жены или сестры, но сравнения с вышеупомянутыми дамами она явно не выдерживает…»

Начался Великий пост, праздники закончились, и неизвестно было, чем себя занять. Неразлучные Изабелла и Елизавета прогуливались по улицам Феррары, прежде чем отправиться на обед к Лукреции, в апартаменты покойной герцогини Элеоноры. Теперь там новые хозяева — невестка и Альфонсо. По обыкновению. Изабелла жаловалась на медлительность Лукреции: подумать только, двадцать три часа, а она лишь сейчас закончила одеваться. 11 февраля Эрколе оказал Лукреции великую честь: взял ее и Изабеллу к своей любимой монахине, сестре Люсии. Изабелла писала об этом: «Она лежала на постели в трансе из-за сильного волнения, которое испытала накануне, и никого не узнавала, даже собственных родственников из Витербо. Поразительный случай!».

Прошло несколько дней. Эрколе поистине был очарован своей невесткой, а главное, тем, что она разделяла его интерес к монахиням. Свекор лично зашел за ней и снова пригласил посетить сестру Люсию, ибо там ожидало их еще одно событие: приехала монахиня из базилики Святого Петра. Что бы там ни думала его дочь со своими придворными дамами, невесткой своей Эрколе был доволен, о чем и написал Александру:

Еще до приезда достопочтенной герцогини, общей дочери нашей, твердым намерением моим было обласкать и почтить ее, как это и подобает свекру Теперь, когда Ее Светлость уже здесь, Лукреция столь сильно восхитила меня своими добродетелями, что я лишь укрепился в добром и почтительном к ней отношении. В собственноручно написанной Вашим Святейшеством записке сквозит отеческое беспокойство, и это располагает меня к Лукреции еще сильнее. Прошу Ваше Святейшество не волноваться, потому что отныне и навсегда я буду относиться к высокочтимой герцогине как к самому дорогому существу на свете.

Лукреция, чью замкнутость и склонность к уединению отметили послы, сопровождавшие ее в Феррару, часто по разным причинам не выходила из своих апартаментов в Кастелло. Она знала, что за ней наблюдают, шпионят и сравнивают с представительницами рода Эсте, не столько с Изабеллой, сколько с ее предшественницей, герцогиней Элеонорой. Некрасивая, но умная Элеонора отлично управлялась с делами и пользовалась большим авторитетом: все восхищались ее способностями и благочестием. Даже после смерти была она идеалом, к которому следовало стремиться Лукреции. Привыкнув к интригам и уловкам при дворе Борджиа в Риме, где за каждым ее шагом наблюдали шпионы, Лукреция знала, что действовать ей нужно крайне осторожно и никому не доверять. Вот и здесь на нее многие смотрели с подозрением и враждебностью: слишком хорошо была им известна репутация Борджиа. Бернардино ди Проспери докладывал Изабелле, что Лукреции нанесли визит жена венецианского представителя и некоторые другие аристократки, впрочем, «их было немного». Мадонна Леонора, графиня Мирандола, пришла к ней в дом, однако Лукреция ее не приняла. По слухам, графиня вернулась крайне возмущенной. Впервые Проспери разговаривал с Лукрецией 18 февраля. Она оказалась столь милой и разумной, что превзошла все ранее услышанные им благоприятные отзывы. По свидетельству мадонны Теодоры, важной придворной дамы, Лукреция «в высшей степени добра и очень терпима к тем, кто ее обслуживает». «И думаю, — добавляет Проспери, — что когда она получше разберется в здешней обстановке, то почувствует себя у нас, как дома».

Для Лукреции это было трудное время. Ее прислугу Эрколе распустил и заменил феррарцами по своему выбору. Как ни старался Проспери ради Изабеллы выяснить, что же происходит, ничего у него не получалось. Он думал, что они ожидают указаний от Александра VI, но тем временем многие уехали, а другие готовились к отъезду. В комнату с балконом к Лукреции приходило несколько благородных дам, но очень мало мужчин, — докладывал Проспери Изабелле. Неделю спустя он сообщил, что уехали Иеронима Борджиа, красавица Катерина с двумя певицами и большая часть испанских слуг. Адриана де Мила, Анджела Борджиа и неаполитанки, сестры с матерью, остались с Лукрецией.

Трудности, испытываемые Лукрецией, компенсировались безоблачностью ее взаимоотношений с Альфонсо и Эрколе. Альфонсо взял ее с собой в находившееся неподалеку от замка огромное охотничье угодье с озером. Специально обученных соколов и pardi (леопардов, возможно, гепардов) натравливали на зайцев, а на волка охотились гончие. Охота прошла успешно. По возвращении Эрколе сам вышел к воротам и сопроводил Лукрецию к замку. На следующий день он вместе с невесткой отправился в повозке на встречу с монахинями любимого им монастыря Корпус Домини, а на другой день, опять же вместе, они присутствовали на мессе в Сан Видо. «Знаменательная вещь — явное расположение и уважение, которое он ей оказывает», — прокомментировал эти события Проспери. Еще важнее то, что Альфонсо каждую ночь наведывался к жене, а также старался угодить ей и порадовать. «Вчера он украсил Zardino del bagno [купальню]. Там она и трапезничает, и моет волосы, а [его фаворит] Бароне, тот, что неразлучен с Его Светлостью и ест с ним за одним столом, провожал ее к замку».

Имеются сведения о комнатах и саде, принадлежавших ранее Элеоноре, а позднее — Альфонсо. Джованни Сабадино дельи Ариенти, болонский писатель и ученый, который подарил Эрколе прекрасную рукопись, описывающую свадьбу Альфонсо и Лукреции, оставил очаровательное описание этого сада. У Лукреции там было несколько купален и банных помещений, отделанных мрамором: мраморные скамейки и мраморные ступени, ведущие в бассейн, чашу бассейна для большего комфорта устилали льняной тканью. Купание, как и наведение красоты, было светским занятием. Лукреция вместе с придворными дамами проводила долгие часы либо в воде, либо за разговорами в теплой комнате (обогревалось помещение печью). Кроме воды из подземных городских источников, ей доставляли бочонки с целебной грязью и водой из Абано и Сан Бартоломео, что возле Падуи. В самом саду, окруженном живой изгородью, росли фруктовые деревья и кустарник. Центральный павильон венчала позолоченная статуя Геркулеса. Свинцовая крыша здания покоилась на шестнадцати белоснежных мраморных колоннах, а пол был сделан из цветного мрамора. Из пастей позолоченных львов в мраморную чашу изливалась вода. Четыре ведущие от бассейна дорожки были вымощены керамической плиткой. Ивы с обвившими их ветви розами укрывали дорожки от знойных солнечных лучей. В саду росли не только фруктовые деревья, но и высокие кипарисы, и кусты жасмина. По стенам вился вырвавшийся из зарослей розмарина виноград. В цветниках цвели лилии, фиалки, гвоздика и белая бирючина, а огородник ухаживал за зеленью и овощами. В пруду разводили рыбу. Летом выставляли на белую мраморную лоджию столы, украшали их цветами, там и обедали. В ту зиму Лукреция занимала комнаты, которые оформили специально для нее. Находились они в башне Торре Маркезана, а одна из комнат Альфонсо помещалась в башне Сан Паоло. Лукреция чувствовала себя в своих покоях как дома. Стены украшали медальоны с гербами папы, Чезаре и короля Франции, а лазурный потолок — гербы Альфонсо и Лукреции.