Сара Брэдфорд - Лукреция Борджиа

Чтобы Вы, Ваше Сиятельство, разобрались в происходящих у нас событиях и в разнице между одной patrona [герцогиней Элеонорой] и другой [Лукрецией], докладываю: во вторник, около двадцати двух часов. Его Светлость, Ваш отец, выехал верхом вместе с большой компанией придворных и стрелками к мосту Святого Георгия встретить мадонну. Она же по пути из Бельригуардо остановилась в Когомаро и преспокойно отобедала у Антонио Гварнери… так что у моста она появилась в двадцать четыре часа. Ваш отец, встретив мадонну, препроводил ее в апартаменты дона Альфонсо, где в настоящий момент она и находится. После вечерни он зашел за ней, и они отправились вместе к сестре Люсии. Вот, Ваше Сиятельство, и подумайте, в каком мы все сейчас положении…

Эрколе и мужская половина семьи Эсте, в отличие от Изабеллы, были очарованы Лукрецией. Первоначальные попытки Лукреции установить дружеские взаимоотношения с суровой золовкой, которая, как было ей известно, оказывала серьезное влияние на братьев, наткнулись на глухую стену. В письме к невестке с обращением «госпожа Лукреция Борджиа» — явно избегая называть ее именем Эсте, — Изабелла сообщила, что она благополучно вернулась в Мантую, и известила Лукрецию о «выздоровлении» Франческо Гонзага (тот, не желая ехать на свадьбу, в качестве оправдания своего отсутствия выдвинул плохое самочувствие). Письмо Изабеллы было вежливым и даже грациозным, но отстраненным. Совсем не так написала она в тот же день кузине Лукреции, Иерониме Борджиа. В этом своем послании она заверила ее в «любви и дружбе, которые родились между ними», и выразила надежду, что Иеронима ей напишет: нельзя же, чтобы «наше взаимное расположение кануло в небытие». Лукреция ответила Изабелле благодарственным письмом и многозначительно подписалась: «Lucretia esten de borgia». В мае, все еще из Бельригуардо, она отправила Изабелле письмо, в котором отрекомендовала ей некоего «Джо Джакомо, скульптора», недавно приехавшего из Рима, и попросила золовку ему позировать, с тем чтобы он изваял ее бюст и подарил Лукреции.

Теперь же, по возвращении в Феррару, Лукреция, возможно, настроенная Александром, заняла более жесткую позицию. Беременная и больная, сознающая, что, возможно, подарит Эсте долгожданного наследника, Лукреция взбунтовалась. Отсюда и поздний ее приезд, когда Эрколе два часа дожидался ее у дороги. Привыкнув к интригам двора Борджиа, Лукреция хорошо знала, как следует вести игру, и одержала победу, не позволив отобрать у себя самых близких друзей. 26 мая Проспери, рассказывая о прибытии герцогини в Феррару, сообщил новость: четверо людей, «самых лучших», поставленных прислуживать Лукреции, попросили Эрколе позволения оставить службу. Он ответил, что им следует дождаться возвращения Альфонсо. «Произошло это, — писал Проспери. — оттого, что с ними дурно обращались. Привечает она только испанцев, и я подозреваю, что мало кто из наших людей [феррарцев] останется с ней: они не забыли прежнюю великую свою госпожу [герцогиню Элеонору], от которой видели только добро…»

Лукреции очень хотелось опять уехать из Феррары, в этот раз на виллу Эсте в Меделане, однако отъезд был отложен из-за опасной болезни любимой ею Анджелы Борджиа. Она осталась, перебравшись в другой дворец — палаццо Бельфьор на северо-восточной оконечности Феррары. Произошло это, возможно, из-за работ декораторов в ее апартаментах в Кастелло. Бельфьор использовался по большей части как летняя резиденция, там спасались от нездоровой жары и зловония центральной части Феррары. В настоящее время от этого здания остались лишь покосившиеся мраморные колонны, которые стояли когда-то на острове в Барко. Место это было описано болонским писателем Джованни Сабадино дельи Ариенти как «обиталище великолепной и удивительной красоты и самой прекрасной архитектуры, которую когда-либо создала инженерная мысль». Не осталось следов от центрального двора с лоджиями, расписанными фресками. Они изображали Альберто д'Эсте и его придворных во время охоты, празднества в полях, охотничьи домики. Другие залы также посвящены были охотничьим мотивам: тут и олени, и львы, и кабаны, и даже слон, которого, по всей видимости, привозили в Феррару. Самые главные фрески прославляли герцогиню Элеонору и ее придворных. Их художник запечатлел танцующими под пение труб и бой барабанов, за игрой в шахматы, во время пиршеств. Не забыли и официальное прибытие Элеоноры в Феррару в качестве невесты и свадебную церемонию.

В июне Лукреция все еще жила здесь, когда ее брат Чезаре снова в полной мере проявил свою натуру: совершил молниеносный налет на Урбино. Гвидобальдо был застигнут врасплох: он считал, что Чезаре в ста пятидесяти милях от него осаждает Камерино. Пришлось бежать, не дожидаясь, пока Чезаре вступит в Урбино. Произошло это утром 21 июня. Новость о захвате Урбино поразила сердце каждого итальянского правителя, не исключая Мантуи и Феррары. Ночью в сопровождении всего лишь четырех всадников Гвидобальдо примчался в Мантую, где все еще гостила его жена Елизавета. Остановку он сделал лишь у виллы Монастироло, чтобы посоветоваться с находившимся там Эрколе. Проспери написал Изабелле: «Печальная новость о достопочтенном герцоге Урбинском вызвала [здесь] такое изумление у каждого, что два дня прошло, прежде чем этому поверили, однако покорное принятие случившегося со стороны властей жителям очень не понравилось». Лукреция, по его свидетельству, расстроилась больше всех: она не забыла теплый прием и почести, которые ей оказал Гвидобальдо. Очень жалела она герцогиню. «Не верю, что она притворяется, — добавил он, — потому что за такой поступок на том свете отправят в ад; ее испанцы придерживаются того же мнения». В тот же день Изабелла написала своей невестке, Кьяре Гонзага. Она рассказала о том, как явился к ней Гвидобальдо «в одном камзоле», хорошо хоть спас свою жизнь. Нападение Чезаре она назвала «неслыханным и проклятым», сказала, что все «мы потрясены, ошеломлены и едва понимаем, где находимся».

Изабелла ударилась в панику: как бы и ей не разделить судьбу золовки. Тот факт, что она, хотя бы и ненадолго, предоставила укрытие семье герцога Урбинского, мог вызвать у Чезаре подозрения. Приезд посла Чезаре (Изабелла в письме назвала его «Франсезе», но, вероятно, то был Франческо Троке, доверенный человек Чезаре) напугал ее еще сильнее. Убежденная в том, что Троке шпион. Изабелла немедленно написала Франческо Гонзага (муж в то время уехал к французскому королю) и попросила, чтобы он прислал ей письмо с лестными словами о Чезаре, тогда она покажет его этому человеку. Гонзага, как обычно, не спешил с ответом, а потом написал таки письмо, которое Изабелла забраковала. Тогда она сочинила письмо сама и отправила мужу при условии, что он сохранит это в секрете. В этот раз в число подозрительных лиц наряду с Чезаре она включила и Лукрецию: «Надо, чтобы эти вещи не дошли до ушей герцога и герцогини, иначе они не поверят словам, которые я вставила в письмо, относительно нашей преданности Валентинуа».