Сара Брэдфорд - Лукреция Борджиа

Венецианцы все-таки перебрались через реку по мосту, составленному из кораблей, захватили Комаккьо, вошли в Полезино и двинулись по направлению к Ферраре. Многие жители погибли, включая и союзника Эсте, графа Лодовико Пико делла Мирандола: пушечным ядром ему снесло голову. Это событие ужаснуло итальянцев, не привыкших к потерям, вызванным артиллерийским огнем. Большой венецианский флот стоял у Полезеллы в боевой готовности. Ипполито пришло сообщение: ему обещали славную битву, если он, конечно, согласится. Вызов он с готовностью принял. Венецианские корабли стояли на По. Река разбухла от недавних дождей, и, по прикидкам Ипполито, суда являлись легкой мишенью для феррарской артиллерии. На рассвете 22 декабря он начал неожиданную атаку. В результате обстрела потонуло много кораблей, немало судов взяли в плен, и лишь двум галерам удалось скрыться. Венецианцы были уничтожены армией Феррары, как только приблизились к берегу. Тринадцать их галер стали добычей торжествующего города. 27 декабря Альфонсо и Ипполито торжественно въехали в город на борту самого большого трофейного судна, на флагштоках гордо развевался герцогский штандарт и знамя гонфалоньера, а венецианские флаги были опущены. Гудели трубы, пели кларнеты, гремели барабаны, грохотали пушки, когда победители высадились у Сан Паоло. Лукреция встречала их вместе с дамами, сидевшими в пятидесяти экипажах. Процессию возглавили: Альфонсо — на боевом коне, в роскошной тунике, сверкающих воинских доспехах и сидящий на муле по правую от него руку Ипполито — ради такого случая он облачился в кардинальскую мантию. Все торжественно и шумно проследовали к собору, где по случаю победы отслужили мессу и воздали почести Пресвятой Деве и двум святым покровителям Феррары — святому Мурильо и святому Георгию. В довершение триумфа семьи Эсте все услышали, как их святая предшественница, блаженная Беатриче Эсте, несколько дней била по стенам своей гробницы в Санто Антонио, должно быть, и она праздновала великую победу.

К несчастью для Эсте и для блаженной Беатриче, за этим последовал самый опасный год, который когда-либо переживали Альфонсо и Лукреция. Юлий II возобновил политику Александра VI, намереваясь установить папскую власть над всей Папской областью, включая и Феррару. С призывом «Долой варваров!» он дал сигнал: гнать французов из Италии, хотя в бытность свою кардиналом он был одним из первых, кто пригласил их в страну. На Венецию он смотрел как на единственную итальянскую силу, способную противостоять французам, а потому в начале нового, 1510 года заключил с республикой секретный договор о мире. Он был зол на Альфонсо из-за его дружбы с Францией, об этом он сказал венецианскому послу: «Да свершится воля Господа: герцог Феррары будет наказан, а Италия освобождена от французов». Кардинал Арагона предупредил Альфонсо, что кампания против французов начнется с нападения на Феррару, и в кампании этой примет участие Юлий в союзе с Венецией и испанским королем Фердинандом. «Папа хочет занять главенствующее положение в этой международной игре», — предупредил синьорию 1 апреля 1510 года венецианский посол Доменико Тревизан.

В июле 1510 года началась кампания Юлия II против Феррары. Возглавить ее должен был освобожденный в тот месяц (благодаря, как говорили, вмешательству султана, которому он продавал лошадей) Франческо Гонзага. Юлий П назначил его вместо Альфонсо д'Эсте гонфалоньером Церкви. Сына Гонзага, десятилетнего Федерико отправили в Рим; он стал заложником папы в обмен на хорошее поведение отца. 26 июля Лукреция отправила Бернардино Проспери с собственноручно написанным эмоциональным посланием к Франческо Гонзага. Она поздравила его с «долгожданным освобождением» и поблагодарила за письмо, которое он передал ей через падре. Лукреция не только поздравила Франческо, она обратилась к нему с мольбой о помощи: «Я молю Господа сохранить Ваше Сиятельство на многие годы, да окажет Он милость нам в наших трудностях, как и в ваших, потому что я болею за них сердцем, как за собственные. И я молю Ваше Сиятельство, чтобы каждое Ваше деяние помогло нашей стране, ибо я верю в Вас…»

Война длилась до смерти Юлия (январь 1513 года), однако тут же была продолжена его преемником, Львом X, бывшим кардиналом Медичи. Все эти годы Лукреция. Альфонсо и их дети жили в условиях чрезвычайной опасности, хуже, чем когда бы то ни было. В 1510 году папские войска пошли на север через феррарскую территорию, и тут понтифик нанес страшный удар: 9 августа он отлучил Альфонсо от Церкви и лишил его герцогства. Санудо сообщает:

Сегодня на консистории огласили буллу, согласно которой герцог Феррары лишился всего, что имел от святой Церкви, то есть: Феррары, Комаккьо и всего того, что у него есть в Романье. в Реджо у него не стало дома, который пожалован был семье папой Пием II. Герцог отлучен от Церкви, и тот, кто окажет ему помощь, будет, как и он, разжалован. Булла очень длинная, завтра она будет опубликована в Болонье. Сообщают, что… Франция оставит герцога Феррары, не станет ему помогать. Там заявляют, что не хотят вмешиваться в дела Феррары, оставив все на усмотрение Ватикана.

Документы свидетельствуют, что 19 августа венецианский посол в Риме заявил о поддержке папы в его кампании против Феррары и Генуи. Венеция готова направить свои корабли и призвать под свои знамена всех, кто пожелает пойти войной на герцога Феррары.

Лукреция в отчаянии обратилась к Франческо за помощью. 12 августа она послала к нему Лоренцо Строцци с приватными сообщениями. 23 августа попросила, чтобы Франческо приказал своим чиновникам принять на время стада и имущество жителей Меллары: людям угрожала опасность, так как к тому моменту венецианцами было взято Полезино, а папа отлучил от Церкви герцога Феррары. «Не знаю, как смогу удовлетворить их справедливые требования, особенно в этом случае, — написала она. — Умоляю Ваше Сиятельство из любви ко мне обратиться к Вашим облеченным властью людям, чтобы они сохранили у себя скот и имущество моих подданных…»

В середине августа Санудо сообщил, что Альфонсо отправил в Парму сорок артиллерийских орудий и что Лукреция обратилась к Венеции с просьбой приютить ее и детей вместе с имуществом, но Венеция не захотела ей ничего обещать без разрешения на то папы. 23 августа в Ферраре вспыхнули панические настроения: Санудо написал, что Лукреция приготовила экипажи, чтобы ехать вместе с детьми в Милан, но горожане поднялись как один и сказали, что если она уедет, они тоже покинут город, и потому она осталась. В тот день Лукреция отвечала за Феррару, ибо Альфонсо с Ипполито находились в лагере, и, несмотря на доклад Санудо об охватившей город панике, головы не потеряла, а проинформировала Альфонсо обо всем, что она делает для облегчения положения. Она также послала шпиона в Венецию, чтобы выяснить, в самом ли деле венецианцы готовят войска и, если готовят, то какие именно. Она также напомнила ему, среди прочих вопросов, «о деле маркиза [Гонзага}, о котором Вы говорили перед отъездом». Вряд ли можно считать совпадением, что в тот же день она велела Строцци написать письмо Гонзага и поведать ему о чувствах герцогини: «…любовь и доверие, которые она питает к Вашему Сиятельству, таковы, что она надеется на Вас более, чем на какого-либо еще человека на всем белом свете. Она умоляет Вас не оставлять ее в это страшное время и проявить братскую любовь, с которой Ваше Сиятельство к ней относится». И как если бы всего этого было недостаточно, Строцци привел дословно то, что она ему сказала: «Герцогиня сказала мне: “Лоренцо, если бы не стало у меня надежды, с которой смотрю я на господина маркиза, веря, что в беде он придет на помощь и защитит меня, то я умерла бы от горя…”» За этими излияниями скрывалась и некоторая практичность: кроме военных и дипломатических талантов ее мужа и деверя, власть ее над чувствами Франческо была самой эффективной гарантией безопасности Феррары, которую Гонзага — как офицер Юлия — должен был захватить. Как мы уже убедились, между братьями Эсте и Гонзага была взаимная неприязнь. Что касается разговора о Франческо, который, как сказала Лукреция, произошел у нее с мужем накануне его отъезда, похоже, Альфонсо согласился, что жена будет посредницей между ними. Насколько дружественным будет это посредничество, Альфонсо, без сомнения, не догадывался.