Евгений Анисимов - Петр Первый: благо или зло для России?

Не случайно он особо благоволил тем, кто был образован, мог хорошо писать и говорить, точнее владел искусством элоквенции и произносил яркие, доходчивые проповеди. Недаром двое из первейших иерархов Русской православной церкви выдвинулись благодаря своим блистательным проповедям. Один из них — Стефан Яворский, скромный настоятель одного из киевских монастырей, — произнес такую проникновенную надгробную проповедь над телом генерала Шеина, что был доставлен в Москву, чтобы потом, после смерти патриарха Адриана, стать местоблюстителем патриаршего престола, а затем и президентом Священного Синода. Второй — Феофан Прокопович — произнес в Киеве речь в честь Полтавской победы, которая тронула царя своей образностью и красотой. Впоследствии Феофан фактически стал теоретиком самодержавия Петра. Не уступали им Феодосий Яновский, Феофилакт Лопатинский и другие талантливые церковнослужители. Все они составили весьма влиятельный круг высшей церковной элиты. Это не случайно. Все они вышли из Киево-Могилянской академии — лучшего, а точнее наилучшего православного учебного заведения, дававшего своим ученикам (в основном украинцам, белорусам и полякам) великолепное образование, которое они расширяли также за счет длительных командировок в Европу и особенно в Рим. Сила сторонников "латинской учености", "латинщиков" (так их называли туземные иерархи) зиждилась на прекрасном знании богословской и философской науки, проповедническом и писательском даровании, но более всего — на полной и безусловной поддержке царя, ценившего их ученость, ораторский талант и… годность в том смысле, как сказано выше. Они, как Феодосий и Феофан, пришлись ко двору тем, что поддержали Петра в стремлении полностью подчинить церковное управление светской власти.

Были среди "латинщиков" и другие — истинно праведные люди. Дело в том, что одной из важнейших задач Русской православной церкви Петр считал христианизацию огромных масс язычников Поволжья, Урала и Сибири. Царь знал, как зачастую без души, небрежно и формально собирают язычников, скопом крестят, дают им по полтине (собственно, ради этого они и съезжались на призыв пастыря) и отпускают — есть о чем написать победное доношение в Синод: новое достижение креста Господня — тысячи новообращенных христиан пополнили ойкумену. Петр понимал, что на эту необыкновенно тяжелую, но истинно христианскую работу никак не поднять инертное отечественное духовенство. Проблемой было даже найти пастыря, который бы согласился поехать, так сказать, на передний край миссионерства — в Тобольск. Под разными предлогами кандидаты увиливали от этой кафедры, считая ее местом ссылки. А вот поляк по происхождению, выпускник Киево-Могилянской академии Филофей Лещинский согласился сразу, поехал в Тобольск и стал одним из выдающихся миссионеров. Он пользовался полным доверием Петра за свой неутомимый миссионерский подвиг. Как писали современники, Филофей неустанно ездил по многим глухим и очень опасным местам Западной Сибири, неся слово Божие "закоренелым язычникам", встречавшим его совсем не дружелюбно. Однажды язычники два дня не позволяли ему сойти на берег с лодки, а он проповедовал им и читал молитвы. Когда он поднял над головой крест, пущенная с берега стрела пронзила его руку — чем не символ истинного христианского миссионерства!

После всего сказанного неудивительно, почему у Петра так чесались руки преобразовать Русскую православную церковь. В цитированном ранее указе он писал, что взялся за реформу, "посмотря и на духовный чин и видя в нем много нестроения и великую в делах скудость". Обратите внимание, что с присущим ему жаром он ухватился за две проблемы: "нестроения", то есть плохую организацию, и "великую в делах скудость", то есть, по-современному говоря, неэффективность, что применительно к церкви выглядит, конечно, экзотично. Решая первую, он преобразовал всю систему управления, ранее ориентированную на власть патриарха, заменив ее Синодом — коллегией, подобной тем коллегиям, которые были созданы ранее. Петр смотрел на церковь не как на Богом созданный институт, а как на человеческую организацию. И в этом смысле "княжеская" система церковного управления выглядела архаично в стройном ряду коллегий. Это все равно что представить собор Василия Блаженного Бармы и Постника вмонтированным в здание Двенадцати коллегий Д. Трезини. Тут Вы бы, наверно, сказали: "Вот так и была создана контора по делам церкви. С этого и начался мрачный "синодальный период" в истории церкви!" Но поймите, коллегиальная система, построенная на принципах камерализма, по тем временам была самой передовой и эффективной. В том, что церковь превратилась впоследствии в "контору" со всеми присущими этому понятию несимпатичными коннотациями, Петр не виноват. Ведь конгрессы и коллегии пресвитериан не бюрократические конторы! Он сам часто бывал на заседаниях Синода, показывая его членам, как нужно быстро и эффективно решать разные духовные дела. Причину же "скудости в делах" он, как уже сказано, видел в дремучести русских пастырей — необразованных, с трудом читающих, неспособных написать и произнести проповедь, погрязших в мирских делах и грехах.

При Петре началась массовая подготовка новых церковных кадров. Московская академия была реорганизована по образцу Киевской академии, которая, в свою очередь, копировала устройство и систему преподавания иезуитских школ (коллегиумов). Подобным образом была организована учебная работа и в Александро-Невском монастыре в Санкт-Петербурге, куда были переведены образованные преподаватели из Киева и откуда получившие образование молодые монахи и священники отправлялись в провинции "окормлять" народ, руководить епархиями, настоятельствовать в знаменитых соборах, организовывать школы для обучения детей церковников. В этом направлении много сделал новгородский митрополит Иов, который, пригласив в Великий Новгород знаменитых греков братьев Лихуд, создал школу, ставшую образцом для создания впоследствии подобных двухклассных учебных заведений во всех епархиям.

Примечательно, что царь безусловно уважал Иова, мудреца и книжника, ценил его как лояльного церковного деятеля, поддерживал его культурные начинания, но исходил из иных — общегосударственных и светских — интересов. Так, он приветствовал организацию в Новгородской епархии благотворительных учреждений — домов престарелых и незаконнорожденных, "подкидных младенцев". Но в этом начинании Петр усмотрел, как ему казалось, государственную пользу. Известно, что царь, как и Иов, стремился переломить свойственное тогдашнему обществу пренебрежительное отношение к бастардам (по-русски — "выблядкам"), которых сразу после появления на свет несчастные матери, боявшиеся позора, топили, душили, бросали в отхожие места, оставляли на морозе. Начиная столь важное дело, Иов исходил из идеи гуманизма и соблюдения христианских норм. Но эта мера полностью укладывалась в весьма светские представления Петра, считавшего, что незаконнорожденные дети — такие же солдаты и подданные России, как и законнорожденные, а внебрачные связи — эффективный способ прироста населения. Царь считал, что нужно таких младенцев принимать и воспитывать как полезных государству и государю подданных. Начинания Иова по организации богаделен, гостиниц и больниц для немощных в Колмовом монастыре на Волхове были не просто одобрены Петром, а послужили в некотором смысле образцом. В начале 1712 года Петр дал Сенату указ: "По всем губерниям учинить шпиталеты для самых увечных, таких которая ни чем работать не смогут, ни стеречь, также и зело престарелым, также прием незазрительной и прокормление младенцем, которые не от законных жен раждены (дабы вящего греха не делали сиречь убийства) по примеру новогородского архиерея".