Евгений Понасенков - Правда о войне 1812 года

Влияние блокады в европейском масштабе было двояким. С одной стороны, следуя логике её исполнения, Франция втянулась в роковые испанскую [75] История с началом испанской войны и «байонской ловушкой» не была столь «коварна» и проста, как повествуют некоторые авторы. Во-первых, правящая династия завела себя в тупик семейными неурядицам, и Наполеон заранее не знал исхода встречи. Кроме того, император был осведомлен о готовящемся вступлении Испании в антифранцузскую коалицию. и русскую войны, была вынуждена аннексировать владение родственника Александра герцогство Ольденбургское (правда, предложив в качестве компенсации Эрфурт, о чем не упоминается ни одним из предшествующих исследователей) и присоединить (1810 г.) Голландию. Кроме того, Наполеон настроил против себя население портовых городов как своей страны (здесь особенно оживились роялисты), так и соседних; на 1806–1814 г. приходится «золотой век контрабанды». С другой — был дан мощный импульс для развития национальных индустрий, путей сообщения; создана база для более тесной интеграции европейских экономических областей. И если бы не спасительные действия Австрии (пятая антифранцузская коалиция 1809 г.) и России (шестая коалиция 1812 г.), то Англия, действительно испытывавшая серьезные трудности, возможно, уступила бы Наполеону. Континентальная система стала, возможно, главной ошибкой Наполеона. Этой полуэфемерной затее он подчинил всю внешнюю политику Франции. Это настроило простых обывателей европейских стран (особенно Германии) против режима, отнимающих у них привычный потребительский рацион, развивающий сектор контрабанды и спекуляции. Но, ни в коем случае нельзя забывать, что это был некий порочный круг взаимосвязей: только экономические меры именно такого масштаба могли дать результаты в борьбе двух суперсистем. Либо через экономические катаклизмы Британия перестает негативно влиять на торговлю континентальных государств и прекратит спонсировать антифранцузские, по сути дела, интервенционистские коалиции (только поражения которых и дали возможность Наполеону перейти от паллиативных мер к столь глобальному проекту), либо случится то, что произошло в 1815 году, но раньше, т. е. с большими потерями в плане исторического развития Франции. Тогда действовала формула: либо так, либо никак. Трагедия Франции и Наполеона заключалась в неразвитости национальных индустрии и колониальной торговли европейских стран, слишком долго сидевших на игле зависимости от английских колониальных товаров и продуктов мануфактуры; в нежелании этих стран осознать и изменить эту ситуацию, но продолжать прежнюю войну с Францией; в амбициях их правителей (примеры: Австрия в 1809 г. и, особенно, Россия и Александр I в 1812 г.). Иными словами, прекратить коалиционную феодальную экспансию Наполеон мог, только перекрыв канал их материального обеспечения. Но это можно было сделать (не имея достаточно сильного флота) лишь экономическим путем такого формата, который при тогдашней конъюнктуре был трудновыполним и зависимость от которого послужила падению наполеоновского режима. Причем возможность осуществления этого проекта была дана самими союзниками по антифранцузским коалициям.

Стратегические операции, крупные сражения, авангардные и арьергардные бои — военная сторона кампании шестой антифранцузской коалиции 1812 г. [76] Подробное объяснение применения этого определения см.: Понасенков Е. «Причины и характер русской кампании императора Наполеона в 1812 году». // Рейтар. Военно-исторический журнал. М., 2003, № 3. Эта принципиально важная проблема поднималась, в частности, в следующих статьях: Понасенков Е. Н. «К вопросу о характере «наполеоновских войн»». // Труды научной конференции «Ломоносов-2001», М., 2001; Его же. «Война 1812 г». // Власть-коммерсантъ, № 35, 2002; Его же. «Экономические предпосылки кризиса тильзитской системы в России (1807–1812) и причины войны 1812 г». // Экономические история. Обозрение. Под ред. Л. И. Бородкина. М., 2002. уже давно стали предметом множества специальных исследований, причем, в последние годы можно отметить особо пристальный интерес к их микроуровневому изучению. Однако любая война, а тем более такая, которая имела место в 1812 г. — это весьма сложное явление мировой истории. Тогда происходил «спор» и невольное смешение многих культурных, политических форм, традиций организации различных обособленных историческим временем и пространством человеческих общежитий, т. е., говоря глобальными понятиями, — цивилизаций.

В сложной геометрии естественных проблем, встающих перед армией вторжения (а значит и перед историком, который выбрал их себе в качестве объекта применения своих профессиональных навыков — методик), одной из наименее изученных остается тема организации местного управления на занятых в ходе кампании территориях. [77] Слово «занятие» в целом по смыслу синонимично слову «захват», но мы отдали предпочтение первому по той причине, что продвижение наполеоновской армии в глубь России имело незапланированный, стихийный характер (см.: Соколов О. «В погоне за миражом». // Родина, № 6–7, 1992), основной целью которого было, по логике европейца Наполеона, заключение прочного мира после выигранного генерального сражения.

Сразу очертим круг вопросов, затрагиваемых мной в данной главе. Во главу угла поставлена задача описания и анализа обстоятельств и особенностей возникновения и функционирования структур институтов местного административного управления, созданных французской стороной на подвластных ей территориях (и сопоставление этих показателей с западноевропейским опытом предшествующих лет) в период кампании. Они подразделяются на гражданские, муниципальные органы, где доминировали сами местные жители и органы, непременно сопутствующие военному времени — институт интендантов армии вторжения. [78] Отметим, что в городах Российской империи постоянно имелся генерал-губернатор, «главнокомандующий города» (в Москве, к примеру, этот пост перед самой войной занял Федор Ростопчин, известный своей страстью к графоманству на псевдопатриотические темы).

Проблеме смежной с темой нашего исследования (жизнедеятельность коммуникационной линии, правда, только на ограниченном участке фронта) посвящена статья А. М. Попова. [79] Попов А. И. «Коммуникации Великой армии между Смоленском и Москвой». // 185 лет Отечественной войне 1812 года. Сборник статей. Самара, 1997. С. 31–47.

Интересная область изучения — наполеоновские проекты отмены крепостного права в России, которые при столкновении с неутешительной российской действительностью трансформировались в экспедиции по водворению порядка в деревнях, взбунтовавшихся против помещиков, достойна отдельного специального изучения, посему за недостатком места мы её касаться не будем. [80] Вот наиболее лаконичное объяснение отказа Наполеона от прежних проектов (судя по этому высказыванию, император обладал собственной методологией истории), данное графом Ф. П. де Сегюром: «Революция и свержение помещичьего гнета не только не обеспечат успеха французскому оружию, но сделают самое пребывание иностранных войск в России невозможным. Уже бывали примеры варварской свободы у варварских народов; они превращались безудержную разнузданность. Мы уже имеем несколько собственных примеров тому. Русские дворяне погибли бы от своих рабов, как колонисты от негров Сан-Доминго». (Виноградов А. «Стендаль и его время». М., 1938, с. 61). Как тут не вспомнить изматывающие споры исследователей интервенции антантовцев в советскую Россию: ответ о причинах их неудачи дан уже давно. Кроме сказанного, заметим, что Наполеон не продолжил свою европейскую политику в России ещё и потому, что не хотел настроить против себя Александра и правящий класс: ему нужен был прочный мир и союз против Англии.