Евгений Понасенков - Правда о войне 1812 года

Таким образом, здесь мы встречаемся с несколько иным вариантом структурирования управления, нежели в Смоленске и его окрестностях или литовских областях: речь идет об адаптировании и прививании французской оккупационной модели к традиционным для России институтам губерний и уездов.

Хотя французы уже получили некоторый опыт суровой школы выживания в оставленных и выжженных русскими деревнях и городах, но подобная ситуация в долгожданной Москве стала для них настоящим шоком. Анархия и пожары были ужасающими. Русская администрация выехала вместе с армией, прихватив весь пожарный инструмент (!).

Несложно представить себе все трудности, связанные с формированием управленческой администрации и её работой.

Сразу по вступлении в город было обнародовано воззвание к его жителям. Оно сводилось в целом к четырем основным пунктам:

«1) Русскому духовенству дозволяется отправлять богослужение.

2) Городские власти и чиновники, служащие в разных присутственных местах, приглашаются к исправлению своих должностей.

3) Купечеству предлагается открыть торговлю, а фабричным и разного рода ремесленникам приступить к занятию своими промыслами.

4) Крестьянам дозволяется в торговые дни из деревень свободно привозить на рынки для продажи разные жизненные продукты». [112]

Проблема продовольствия оставалась первостепенной. По улицам Москвы было развешено специальное обращение к сельчанам (Наполеон надеялся на их грамотность):

«1) Считая с сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы рода они не были, в двух назначенных базах, т. е. на Моховую и Охотный ряд.

2) Это продовольствие будет покупаться по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но, если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то продавец волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему не под каким видом препятствовать не может.

3) Каждое воскресение и среда назначены для больших торговых дней, почему достаточное число войска будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах на таком расстоянии от города, чтобы защищать те обозы.

4) Такие же меры будут предприняты, чтобы на обратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствий». [113]

Надо сказать, что если поначалу некоторые крестьяне последовали этому обращению и привозили в Москву продукты на продажу, то постепенно с развитием анархии уже в рядах французов и некоторой активизацией деятельности оголтелых партизанских отрядов, которые зачастую грабили своих же соплеменников на большой дороге, этот процесс в основном сошел на нет.

Генерал-губернатором (le gouverneur général de Moscou) стал Э. А. Мортье, гражданским губернатором (L’ Intendant de la ville et de la province de Moscou) — уроженец Архангельска, путешествовавший с Лаперузом, Ж. Б. Лессепс, [114]командующим гарнизоном (commandant la place) А. Дюронель.

По распоряжению этих лиц был избран муниципалитет города. Один из его членов, Г. Н. Кольчугин, оставил следующее свидетельство:

«Приказано ими, чтоб русские избрали из себя в муниципалитет голову с четырьмя помощниками и двадцать человек в товарищи или члены, а в полицию комиссаров. Выбор сей происходил мимо нас, следовательно, мы и были покойны. Но в один день пришел в дом наш французский офицер с двумя рядовыми, по записке, у него имевшейся, спросил меня и приказал идти с собой к интенданту Лессепсу… Я, выслушавши приказание, просил его об увольнении… Лессепс сказал мне, что он отменить меня не может, потому, что выбран я не им, а «вашими русскими и собственно для вас русских»». [115]

Здесь опять мы сталкиваемся с попытками европейцев объяснить русским, с одной стороны, смысл некоторых основ западной модели жизнедеятельности общества с его демократическими традициями, а с другой, растолковать им, что война не должна затрагивать сферы чисто гражданского политического быта.

Все члены вновь избранного муниципалитета должны были носить на руках повязки из белых и красных лент и при необходимости могли потребовать от французского начальства силового вмешательства.

Функции муниципалитета были разделены по нескольким «отделениям», которые отвечали за следующие службы: «Спокойствие и тишина», «Мостовые», «Квартирмейстерская часть», «Закупки», «Правосудие», «Надзор над богослужением», «Попечение и надзор за бедными», «Комиссары и помощники». [116]Всего же московский муниципалитет состоял из 67 членов, в том числе, 20 иностранцев и 15 чиновников разных рангов (от надворных и титулярных советников до коллежских регистраторов), 15 купцов и детей купеческих, четверо военных в отставке и четверо ученых (профессор, магистр и два учителя), два дворовых человека (!) и один вольноотпущенный. [117]Такого демократического состава городские власти России ещё не знали (как и в других областях дворянин и крепостной имели равное право голоса).

В структуру муниципалитета входили:

1) мэр и шесть его товарищей;

2) 16 членов муниципального совета, в том числе, казначей и секретарь.

3) особый отдел — полиция не подвластная коменданту и губернатору; в его составе два главных комиссара (магистр Московского университета, он же полицмейстер Виллер и его помощник иностранец Бюло).

4) 15 комиссаров (большинство иностранцев), и 8 помощников. 12 лиц для поручений (из них пять переводчиков). [118]

Городским головой стал купец первой гильдии Петр Иванов Находкин (Наполеон вознаградил его за заслуги ста тысячами фальшивых рублей). [119]Товарищи: надворный советник А. Д. Бестужев-Рюмин (чиновник вотчинного департамента) — попечение о бедных, вюртембержец Егор Меньон — надзор за ремесленниками, московский купец Яков Дюлон — надзор за дорогами и мостами, московский именитый гражданин Ф. Фракман — квартирмейстерская часть, московский купец Петр Коробов — закупка провианта, московский купеческий сын Н. Н. Крок — заведовал спокойствием и тишиной; полицмейстером стал магистр Московского университета, по совместительству главный комиссар Виллер. [120]

Как в Литве и Смоленске, работа администрации оказалась малоэффективной. О причинах этого совершенно правильно писал автор юбилейного издания о Москве в 1812 г.:

«Все его меры потерпели крушение только потому, что, он, очевидно, плохо знал русский народ. Все, что годилось в Западной Европе, являлось совершенно не применимым в России». [121]

Что ж, в очередной раз можно вспомнить цитату одного классика «Что хорошо для Лондона (читай Парижа, — прим. авт.), то рано для Москвы».

В Курляндии сложилось наиболее близкая к европейскому опыту ситуация, за исключением того, что здесь «для французов важны были не реформы, а обеспечение продовольствия французской армии…». [122]