Николай Попов - Открывая новые страницы... [Международные вопросы: события и люди]

Фашизм умело приспосабливал к своим нуждам новую ситуацию в политическом и социальном развитии, изменения в мышлении миллионов людей в итоге первой мировой войны. Так устанавливалась генетическая связь двух мировых военных катастроф XX столетия, когда поражение Германии, то национальное унижение, которому подвергли немцев страны Антанты, создало питательную среду для обращения к гипертрофированным национальным чувствам немецкого народа, взятым на вооружение теоретиками и практиками нацизма.

Акцент на эту сторону мирового развития в 30-е годы позволяет посмотреть на предысторию войны с некоего макроуровня, в контексте защиты человечества от возникшей перед ним тотальной опасности. Такой подход дает возможность более полно представить себе смысл и сущность общечеловеческих ценностей и раскрыть идеологию и практику фашизма как одну из самых зловещих и страшных угроз, нависших над человечеством в XX веке.

Другая важная проблема состоит в выяснении того, в какой мере в самых различных слоях существовало ощущение грядущей беды. Известная резолюция VII конгресса Коминтерна отражала понимание руководителями коммунистического движения того, что фашизм представлял собой главную угрозу всему миру. В СССР после прихода гитлеровцев к власти в Германии, естественно, господствовали настроения осуждения нацистской политики и идеологии; в таком же духе действовала и пропаганда. Конгрессы деятелей культуры и науки, многочисленные встречи европейской общественности, конференции пацифистов, тревога многих западноевропейских либералов свидетельствовали о том, что многие представители европейской общественности тоже сознавали приближающуюся опасность.

Но одновременно в Европе были распространены шовинистические настроения в поддержку фашистских идей и лозунгов. Право-консервативным кругам импонировал антикоммунизм и антисоветизм фашистской программы. Европейская реакция рассчитывала, что фашизм железной рукой остановит рост революционного движения и обуздает европейских радикалов.

Отметим еще одно немаловажное обстоятельство. Обращаясь к предыстории второй мировой войны, мы порой так увлекаемся критикой англо-французской политики «умиротворения», что чуть ли не забываем главных виновников войны. На одной из встреч историков польский ученый справедливо заметил, что у нас иногда получается, что за возникновение войны несут большую ответственность Чемберлен и Даладье, нежели Гитлер и его окружение.

Вызов, брошенный человечеству фашизмом, составлял реальную основу для широкого объединения самых различных сил, готовых противостоять надвигавшейся катастрофе. Для Советского Союза фашизм означал опасность порабощения и гибели миллионов людей; народы Европы все полнее осознавали возможные последствия фашистской угрозы. Интеллигенция различных стран, писатели, ученые, художники предостерегали, призывали преодолеть безразличие и конформизм и объединить усилия в борьбе с коричневой чумой.

Серьезное беспокойство охватило и правящие круги многих стран Европы и США. Немало политических деятелей Англии, Франции и других государств видели в усилении Германии угрозу для своих позиций в Европе и в других частях земного шара. Экономические и политические противоречия между капиталистическими странами создавали почву для острого соперничества между Англией и Францией, с одной стороны, и Германией — с другой.

Важным этапом на пути обеспечения безопасности Европы и возможности объединения антифашистских сил явились 1933–1936 годы. Тогда стали прочерчиваться контуры системы коллективной безопасности, консолидации борцов с фашизмом во всем мире. Выработанный Советским Союзом комплекс мер и предложений предусматривал совместные действия ряда больших и малых европейских государств, подписание соглашений о гарантиях восточных границ соседей Германии («восточное Локарно») и т. п.

В те годы выявилась близость подходов советской дипломатии и позиции ряда влиятельных деятелей Франции (Л. Барту, Ж. Поль Бонкура, Э. Эррио). К попыткам создать систему коллективной безопасности подключились король Югославии и министр иностранных дел Румынии, многие деятели других западных стран. Они по-прежнему «не принимали» идеологию и практику социализма, но были готовы к объединению усилий в борьбе с фашизмом. Происходили многочисленные встречи М. Литвинова — горячего поборника сотрудничества с буржуазно-демократическими государствами Запада — с политическими деятелями и дипломатами больших и малых стран. И определенные результаты были достигнуты: подписаны советско-французский и советско-чехословацкий договоры о взаимопомощи, Советский Союз вступил в Лигу Наций, велись переговоры о разоружении, СССР был признан Соединенными Штатами Америки.

Но все же решающего сдвига не произошло. Руководящие деятели Англии с самого начала блокировали выработку совместной системы безопасности, а после убийства Барту изменилась и ориентация французской дипломатии. Германия явно форсировала осуществление своей программы мирового господства, а возможности образования антифашистского фронта становились все более иллюзорными.

Печально известная политика «умиротворения» агрессора, главным мотором которой была Англия, базировалась на трех китах: во-первых, на воинствующем неприятии социализма и желании ликвидировать или ослабить СССР (что казалось возможным претворить в жизнь, направив германскую агрессию на Восток); во-вторых, на стратегической недооценке сущности фашизма как угрозы не только социализму, но и западным демократиям; и в-третьих, на иллюзии, что удастся удержать гитлеровскую Германию в тех рамках, которые устраивали бы Англию и ее союзников. Конечно, было бы неверным сводить западную политику только к политике «умиротворения» (в реальной практике все было сложнее), ибо в Англии и Франции, как и во многих других странах, имелись значительные силы и влиятельные круги, которые были готовы, хотя и с колебаниями и оговорками, к организации совместного фронта с СССР против фашизма. Однако эти силы были разобщены, многие даже реалистически мыслящие политики и общественные деятели страшились и не хотели контактов ни с коммунистами и левыми кругами на Западе, ни с советскими представителями.

К сожалению, не удалось создать и объединенного фронта общественных сил. В те годы еще не осознавалась в полной мере роль общественности в целом в решении международных проблем. Кроме того, идеологические и мировоззренческие различия столь сильно поляризовали мировое общественное мнение, что трудно было преодолеть противоречия, выработать, а главное, реализовать совместную программу. Наконец, существовал серьезный раскол левых сил в капиталистических странах Европы. В широких кругах населения не чувствовалось понимания грозящей катастрофы. Резко снижало возможности антифашистской борьбы противостояние коммунистов и социал-демократов.