Николай Попов - Открывая новые страницы... [Международные вопросы: события и люди]

Острые дискуссии, развернувшиеся вокруг предыстории второй мировой войны, в значительной мере сконцентрированы на англо-франко-советских переговорах летом 1939 года и на советско-германском пакте от 23 августа 1939 года.

Весной того года английские и французские лидеры имели возможность убедиться в несостоятельности своих попыток удержать действия Германии под контролем. Нацистское руководство шаг за шагом проводило свою программу, выступая в союзе с Италией и Японией. В марте 1939 года Германия захватила Клайпеду, создав непосредственную угрозу Прибалтийским государствам. Усиливая антипольскую кампанию, гитлеровцы готовились к удару по Польше. Документы показывают, что окончательное решение напасть на эту страну было принято Гитлером в апреле 1939 года. Италия к тому времени оккупировала Албанию, а Япония, используя антикоминтерновский пакт, активизировала свои агрессивные поползновения на Дальнем Востоке и в мае 1939 года спровоцировала военный конфликт с СССР.

Понимая, что Германия готовится к слому всей европейской системы государств, руководители Англии и Франции совершили два важных шага — они приняли решение о гарантиях Польше и Румынии и согласились на политические и военные переговоры с СССР. Польша и Румыния были традиционными сферами французского влияния, Англия также имела сильные позиции в Польше, и оккупация последней рассматривалась в Париже и Лондоне как удар по позициям этих стран и как их существенное ослабление в случае возможного столкновения с Германией. Но одновременно Англия продолжала тайные переговоры с Германией, по-прежнему ведя игру «умиротворения» и рассчитывая прийти к какому-то соглашению с Гитлером.

Весной 1939 года начались и активные советско-германские контакты. Они открылись обсуждением торгово-экономических вопросов, но постепенно затрагивали и политическую сферу. В такой сложной обстановке были начаты политические, а затем и военные переговоры между СССР, Англией и Францией.

Существует мнение, что эти переговоры были заранее обречены на неудачу. Некоторые советские историки полагают, что после Мюнхена уже не было никакой альтернативы последующему советско-германскому соглашению. Как мне представляется, столь категоричное суждение грешит упрощенчеством. Конечно, взаимное доверие трех потенциальных союзников в противодействии гитлеровской Германии оказалось в большой мере подорванным в результате Мюнхена, но не все еще было потеряно. Сохранился один шанс — и он состоял в политических и военных переговорах летом 1939 года по поводу заключения пакта о взаимопомощи и особенно о военной конвенции между Англией, Францией и Советским Союзом. Ход и итоги этих переговоров достаточно хорошо известны. Поэтому остановимся лишь на некоторых моментах.

Внимательное изучение имеющихся документов дает основание для оценки действий участников переговоров и модификации некоторых наших прежних представлений. Прежде всего необходимо известное разграничение позиций Англии и Франции на переговорах военных миссий в августе 1939 года, чего ранее практически не делалось. В Париже нарастала тревога в связи с усиливающейся германской агрессивностью. Французская дипломатия, балансируя между старой политикой «умиротворения» и боязнью германской агрессии, вела себя на переговорах непоследовательно, но в конце концов после колебаний 21 августа французское правительство уполномочило своих представителей подписать тройственную военную конвенцию.

Одновременно, как показывают французские документы, представители Франции в Варшаве пытались воздействовать на польского министра Бека, рекомендуя дать хотя бы в какой-либо форме согласие на пропуск советских войск через польскую территорию в случае возникновения войны с агрессором (имелась в виду Германия) и включить это соглашение в текст конвенции.

Ситуация становилась тупиковой из-за позиции тогдашних лидеров Англии. Ее представители так и не получили полномочий на подписание конвенции. Одновременно, как это теперь видно из английских документов, британские дипломаты продолжали тайные переговоры с гитлеровцами. Английские дипломаты показывали свою незаинтересованность и в согласии Польши на пропуск советских войск.

Сейчас многие исследователи пишут о том, что ключи к успеху московских переговоров во многом находились в руках Варшавы. Выразим сомнение в истинности такого предположения ввиду неконструктивной позиции Англии, которая, будучи фактически главным нашим западным партнером на переговорах, явно не хотела соглашения. И все же польская позиция в те драматичные дни стоила многого.

Ныне некоторые польские историки критикуют советских ученых за упрощенный подход к политике Польши. Они пишут, что в ряде советских трудов преувеличиваются польско-германские связи во второй половине 30-х годов. Думаю, эти упреки справедливы и нам следует дать более точную и сбалансированную оценку польской политике того периода. Но фактом остается то, что в решающие дни Бек и его окружение не проявили реализма. Бек постоянно ссылался на заветы Пилсудского, согласно которым ни в коем случае нельзя допустить появления чужих солдат на польской территории. Он говорил французскому послу в Варшаве и о том, что Красная Армия оказалась ослабленной репрессиями командного состава и что поэтому положиться на нее нельзя. Все это можно было бы принять во внимание, но вспомним, что в те дни десятки германских дивизий уже стояли на польской границе и что их нападения можно было ждать со дня на день.

В такой обстановке реминисценции Бека и его обращение к заветам Пилсудского выглядят не только не убедительно, но и трагично для судеб Польши. Быть может, соглашение в Москве все равно бы не состоялось, но неуступчивость Польши в тот драматичный период нельзя оценить иначе, как проявление политической близорукости.

Что касается СССР, то хорошо известны заявления советской делегации на переговорах о готовности к заключению конвенции, о ее главном и непременном требовании получить согласие Польши и Румынии на пропуск советских войск. К сожалению, мы не располагаем пока достаточным количеством материалов, которые дали бы полную картину того, как в те августовские дни в советском руководстве проходило обсуждение складывавшейся ситуации. Нет у нас и корпуса донесений советских послов из европейских столиц. Думается, что синдром недоверия к Англии и Франции после Мюнхена и активные контакты, осуществлявшиеся с Германией, неизбежно сказывались на советской позиции. К тому же в Москве было известно, что Англия продолжает переговоры с Германией.