Алексей Пиманов - Чисто партийное убийство

Я прошу Вас, товарищ Сталин, выслушать меня лично, и я уверен, что Вас обманывают недобросовестные люди, чтобы очернить меня. Жуков».

Ответа не последовало.

Это больно ранило маршала Жукова прямо в сердце, причем в прямом смысле слова: на 51-м году жизни Жуков получает первый инфаркт. Его госпитализируют в Кремлевскую больницу, неподалеку от дома на улице Грановского. Офицеры охраны маршала безотлучно находятся рядом. Вспоминает Сергей Марков: «Мы дежурим вместе с ним там. Около месяца он пролежал в больнице. В первых числах февраля выписывается он из «кремлевки» и затем говорит: получите новые удостоверения в ГУКе (в Главном управлении кадров). Я должен поехать в Свердловск на Урал. Наше руководство дает КГБ указание также нам в полном составе с теми же обязанностями выполнять свою задачу, как и было» .

Сталин продолжал методично выдавливать Жукова на периферию военной, читай — политической, жизни. Чуть отошедшего после инфаркта Жукова он отправляет из солнечной Одессы в Свердловск командовать Уральским военным округом. Далеко не самым важным в системе Вооруженных сил Советского Союза.

В Москве Жукова стали забывать, газеты и радио не упоминали его имени, торжества и парады проходили без него.

На этом фоне Жуков некоторое время просто сидит на даче в ожидании ареста и лишь затем отбывает в Свердловск, где активно включается в повседневную работу в Свердловском военном округе.

В Свердловске опального маршала продолжают держать «под колпаком».

Министр государственной безопасности СССР Абакумов докладывал Сталину о разговоре Жукова с женой, цитируя слова маршала: «Я раньше думал, что Сталин принципиальный человек, а он слушает, что говорят его приближенные. Ему кто-нибудь что скажет, и он верит. Ну, х… с ними, пусть теперь другие повоюют!»

Думается, такая вера в наивность вождя не могла не понравиться Сталину. Он ослабляет хватку, оставляя Жукова на какое-то время в покое. Сталин уверен, что скоро будет новая война, и Жуков еще может понадобиться.

Правда, параллельно на всякий случай продолжают раскручивать «трофейное дело».

Жуковский адъютант подполковник Сёмочкин наговорил на следствии столько, что работы ведомству Абакумова хватало. 9 января 1948 года на даче Жукова в Рублево проведен негласный обыск.

Абакумов докладывал:

«Две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного товара и ценностей. Например, шерстяных тканей, шелка, парчи, панбархата и других материалов — всего свыше 4 тысяч метров. Особенно обращает на себя внимание больших размеров ковер, разложенный в одной из комнат дачи. Мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракульчевых — всего 323 шкуры».

Далее Абакумов со знанием отмечал:

«Дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей».

Доходило до смешного. С настойчивостью маньяка Абакумов разыскивал чемодан с драгоценностями, о котором на следствии сообщил Сёмочкин. Оказывается, адъютант Жукова рассказал, что существует небольшой чемодан, в котором хранятся драгоценности, привезенные из Германии, и якобы этот чемодан жена Жукова всегда возит с собой.

Абакумов — Сталину:

«Проверкой выяснилось, что этот чемодан все время держит при себе жена Жукова и при поездках берет его с собой… Когда Жуков вместе с женой прибыли из Одессы в Москву, указанный чемодан вновь появился у него в квартире»…

Преследуя таинственный чемодан с драгоценностями, не забывали привлекать по «трофейному делу» ближайший жуковский круг. Его друзья генерал Крюков с женой, знаменитой певицей Лидией Руслановой, были арестованы осенью 1948 года. Домашняя галерея Крюкова и Руслановой оказалась вдвое больше той, что абакумовские сыщики нашли на даче Жукова. Большинство картин в блокадном Ленинграде приобрел для Крюкова и Руслановой искусствовед Игорь Грабарь. Среди 132 полотен 4 — Нестерова, 5 — Кустодиева, 7 — Маковского, 5 — Шишкина, 4 — Репина, 3 — Айвазовского и т. д., и т. д., и т. п.

Вдобавок на квартире бывшей няни Руслановой по адресу: Петровка, 26 были изъяты хранившиеся в тайнике под плитой 208 бриллиантов, а также изумруды, сапфиры, золотые и серебряные изделия.

Так что следствию было что предъявить Руслановой. Но надо отдать ей должное, в отношении Жукова она держалась стойко и никаких показаний против него не дала, так же как и ее муж.

В январе сорок восьмого года все-таки настал момент, когда маршал вынужден был объясниться по поводу «трофейного дела». Вот что он писал на имя Жданова:

«12 января 1948 г.

В Центральный Комитет ВКП(б)

Товарищу Жданову Андрею Александровичу

Картины и ковры, а также люстры действительно были взяты в брошенных особняках и замках и отправлены для оборудования дачи МГБ, которой я пользовался…

Я считал, что все это поступает в фонд МГБ, т. к. дача и квартира являются в ведении МГБ…

…Сервизы я купил за 9200 марок, каждой дочери по сервизу. На покупку я могу предъявить документы…

…О гобеленах я давал указание т. Агееву из МГБ сдать их куда-либо в музей, но он ушел из команды, не сдав их…

Член ВКП(б) Жуков».

Но ценности Сталина интересовали только потому, что при случае это будет одна из зацепок в деле дискредитации военачальника. Ведь Сталин знал, что Жуков был далеко не единственным военным, который использовал свое право победителя.

И закончим с этим.

Почувствовав мертвую сталинскую хватку у себя на шее, резкий, несгибаемый Жуков дрогнул, начал оправдываться и оставлять документальные следы. Теперь Сталин мог себе позволить время от времени разжимать пальцы. Он был уверен, что Жуков ему еще понадобится, ведь в узком кругу Сталин все чаще стал говорить о третьей мировой войне. В конце жизни Сталин был уверен, что ее Советскому Союзу не избежать. И активно к ней готовился. В начале 1950-го опала Жукова постепенно стала сходить на нет.

Косвенные признаки того, что Жуков будет прощен, маршал получил еще в пятьдесят первом году: ему разрешают баллотироваться в Верховный Совет, а потом его включили в состав делегации, отправляющейся в Польшу на празднование седьмой годовщины возрождения Польши. Более того, он даже выступил с речью на торжественном заседании, состоявшемся 21 июня в Варшаве. Это был явно добрый знак, просто так в те времена за границу людей не отправляли.

Жуков закончил свою речь здравицей в адрес великого Сталина. Но здравствовать вождю осталось недолго. На знаменитом страшном последнем сталинском Пленуме ЦК после XIX съезда, где Сталин объявил начало новой великой чистки, заявив, что «у нас в Политбюро раскол», Жукова вновь избирают кандидатом в члены ЦК. Сталину, объявившему за три месяца до смерти войну своему ближайшему окружению, Жуков теперь нужен был под рукой.