Алексей Пиманов - Чисто партийное убийство

В общем, прав был Никита Хрущев, когда сразу после смерти Сталина сделал ставку на дружбу с Жуковым. В критический, ключевой момент тот не подвел. И подписал тем самым себе приговор. Своим выступлением на Пленуме Жуков не только помог Хрущеву, он заставил его действовать. Дважды во время своей речи он прямо и косвенно говорил о том, что Хрущев тоже не безгрешен. Читая документы о репрессиях, Жуков не мог не видеть там фамилии нынешнего первого секретаря ЦК. Одна из пословиц, которыми так любил пользоваться Никита Сергеевич, говорит о шапке, которая горит на воре. Судя по тому, что произошло спустя два с половиной месяца, шапка в тот момент загорелась на голове Хрущева.

В Советском Союзе делить власть с кем-то было не принято и просто опасно. Хрущев, прошедший сталинскую школу, свидетель и участник различных чисток и кампаний, прекрасно знал национальные особенности управления великой страной. Фраза о возможности прямого обращения к армии и народу до смерти напугала его. Зная характер Жукова, он понял: еще чуть-чуть, и маршал станет неуправляемым, как в далеком уже сорок пятом.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Удар по своему спасителю Хрущев начал готовить сразу же после окончания Пленума. Он очень торопился. Иначе как объяснить, что между Пленумом, где Жуков спасал Хрущева, и заседанием, где Жукова избивали смачно и с удовольствием, прошло всего четыре месяца?

Всего сто двадцать дней.

Жукова боялись и поэтому, чтобы он вдруг не помешал готовить собственное избиение, отправили с визитом с Югославию. Причем Хрущев настоял на поездке морем, через Босфор, на военном крейсере. Жуков первоначально собирался лететь самолетом. Пока Георгий Константинович налаживал отношения с Тито, Никита Сергеевич провел по всем военным округам партактивы, на которых Жукова дружно осудили за насаждение в армии культа личности.

И вот ведь гримаса судьбы. Не выдержал начальник Главного разведуправления (!) Штеменко, в двадцатых числах октября он информировал Жукова о происходящем в Москве, за что впоследствии был снят со своего поста. Жуков вылетел в Москву и сразу же попал с корабля на бал.

Сотрудник охраны Жукова Сергей Марков сопровождал маршала на протяжении всего визита в Югославию.

«26, если память не изменяет, октября мы вылетаем в Москву. О том, что здесь, как, ничего не известно было. Прилетаем в Москву на центральный аэродром, то есть во Внуково прилетаем, встречает Конев и говорит, и встречает семья Жукова, и Конев говорит: «Георгий Константинович, вас приглашают на Президиум ЦК». А он и говорит: «А что за спешка?»

И началось. Жукову были предъявлены такие обвинения, прежде всего в попытке захвата власти, что за них в те времена можно было получить высшую меру, а не только быть выведенным из состава ЦК.

При большом желании можно понять, почему так себя вели Микоян, Малиновский, Суслов, Кириленко, Шверник. Они думали прежде всего о себе. Но вот Хрущев…

Перед самой поездкой Жукова в Югославию его пригласил на отдых в Крым один хороший товарищ… Никита Сергеевич Хрущев!

Потом на Пленуме ЦК он вспомнил этот бархатный сезон.

Из стенограммы выступления Н. С. Хрущева на октябрьском Пленуме ЦК КПСС: «Давно ли мы вместе с Жуковым в Крыму купались в море? Но даже тогда, когда мы вместе купались и вместе ходили на оленей, я смотрел на тебя по-другому: я смотрел на тебя, изучая и удивляясь твоему вероломству. Ты скажешь — почему я не сказал тебе? Товарищ Жуков, я бы сказал так, но надо знать, когда об этом сказать и кому сказать, а то скажешь и дураком будешь. Я не хотел быть дураком, потому что, если бы я сказал тебе, друг, это не помогло бы, ты мог бы насторожиться и наделать дел. А ты способен на это.

Если говорить, то я не случайно попал на охоту из Крыма в Киев. Я там ничего не убил, а я там охотился на политическую дичь. Я хотел встретиться с командующими округов. Думаю, командующие меня более или менее правильно поняли. И я был доволен, что тебя там не было».

Впрочем, почему так себя вел Хрущев, тоже понятно. Он смертельно боялся Жукова и не мог ему простить слов четырехмесячной давности о том, что у товарища Хрущева тоже есть недостатки и ошибки. Уж не на личное участие Хрущева в репрессиях намекал тогда Жуков?! На трибуну поднимались один оратор за другим, и постепенно стали вырисовываться контуры главного обвинения и главного страха: тайное создание школы диверсантов, о которой знали всего три человека: Жуков, заместитель начальника Генерального штаба Штеменко и начальник школы Мамсуров. Сообщил в ЦК об этой школе, куда свели семнадцать рот из разных округов, генерал Мамсуров. Помог, так сказать, вывести сослуживцев на чистую воду. Об этой школе говорили многие: Суслов, Малиновский, сам Хрущев.

Из стенограммы выступления Никиты Хрущева на октябрьском Пленуме ЦК КПСС: « Ведь у Берия тоже была диверсионная группа, и перед тем как арестовать Берия, Берия вызвал головорезов, они были в Москве и неизвестно, чьи головы полетели бы…

…И это делает министр обороны с его характером…»

Откровеннее не скажешь. А все остальные обвинения: и в культе личности, и в грубости, и в заносчивости, как представляется, были довеском, прикрытием.

Закончилось все тем, чем и должно было закончиться. Оправдания Жукова никто слушать не собирался.

3 ноября 1957 года в «Правде» было опубликовано постановление Пленума ЦК, в котором сообщалось, что Жуков оказался политически несостоятельным деятелем, склонным к авантюризму. За что и был выведен из состава ЦК.

Первая, сталинская, опала сорок шестого года закончилась для Жукова первым инфарктом. Последствия второй, хрущевской, он попытался смягчить довольно своеобразным способом. Вернувшись домой, Жуков сразу же принял снотворное и уснул. Поднялся. Поел. Принял снотворное и опять заснул. Снова проснулся, снова принял снотворное, снова заснул. Так продолжалось пятнадцать суток подряд…

Отставленный от дел маршал пытался вернуться в строй.

«В настоящее время предоставить Вам работу представляется нецелесообразным». Такой стандартный ответ получал Жуков на все свои обращения в ЦК. И до отставки Хрущева в октябре 64-го, и после, при Брежневе. Они боялись его.

Правда, летом 64-го, за несколько месяцев до отставки Хрущева, раздался неожиданный звонок от Никиты Сергеевича.

Вспоминает Сергей Марков: « И вдруг хорошее настроение у Георгия Константиновича было. И он говорит: «Мне звонил вот Никита и спрашивает: чем занимаешься, как здоровье?»

Звонок был не только неожиданный, но и очень странный. Еще раз напомним: из отпуска осенью 64-го Хрущев на свое место уже не вернулся.

Марков: « Ну, вот я собираюсь в отпуск осенью. После отпуска вернусь, мы вернемся к твоему вопросу. Тогда меня ввели в заблуждение».