Сергей Кремлёв - Русская Америка. Слава и боль русской истории

Жёсткая реакция Англии была объяснимой и в международно-правовом отношении логичной. Только Россия — до весны 1867 года — имела обоснованные права на Берингово море как на внутреннее, поскольку владела обоими его берегами — как азиатским, так и американским. Теперь же Берингово море было уже совместным владением России и США, и в западном его секторе охрану котиков вели совместно американцы и русские.

Но и тут был нюанс…

В «русском» секторе для русских подданных, как и для прочих, промысел был резко ограничен, почти запрещён, однако котиков всё же истребляли — канадские, американские да плюс ещё теперь и японские промысловики. И если в 1888 году русскими было добыто 47 362 котика, то в 1898 году — только 13 177, ведь теперь самые богатые промыслы были уже не русскими. Но и в целом «пушная» ценность тихоокеанских островов уменьшалась. Так почему же были так агрессивны американцы в вопросе о статусе Берингова моря?

Думаю, не в одних котиках дело было… Котики были выбиты всё же изрядно. Оставались ещё, правда, киты и рыба… Однако в перспективе на первый план выходило новое понятие — геополитика . И, пожалуй, именно с позиций геополитики проводили свою «берингову» политику Джонсон, Блэн & Со… А затея с закрытием Америкой Берингова моря была политическим зондажом мировых настроений — как внешний мир отнесётся к такой, совсем уж бесстыжей, наглости США?

Но даже наглым янки превратить Берингово море во внутреннее не удалось. Для этого им не хватало «малости» — владения северным азиатским побережьем этого моря! А вот Россия в своё время имела этого моря «оба концы» и, соответственно, имела право на то, на что янки естественного права были лишены.

ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ мотивы и соображения во внешней политике мировых государств возникли намного раньше, чем понятие «геополитика». И раньше XIX века, а уж тем более — в XIX веке, и тем более — к концу XIX века, политики и политические мыслители задумывались о влиянии и взаимовлиянии на судьбы стран и народов географических, экономических, антропологических факторов… В США приобретал вес Альфред Тайер Мэхан (1840–1914) — наиболее влиятельный идеолог превращения США в мировую экспансионистскую империю. Автор более 140 трудов, он утверждал, что успешное развитие мировой державы зависит от завоевания ей господства на морях, и писал, что «контроль над морем, посредством морской торговли и военно-морского превосходства, означает преимущественное влияние в мире».

В России это понимали без Мэхана и задолго до Мэхана — понимали Пётр, Ломоносов, Екатерина, Павел, Шелихов, Резанов, Баранов, а также десятки и сотни других крупных русских людей, менее отметившихся в истории, но тоже любивших Россию и веривших в неё. Увы, в преддверии уже скорого ХХ века тон в России задавали фигуры, и близко не стоявшие в государственном и нравственном отношении вровень с Петром и Ломоносовым… Правили «бал» ничтожества во главе с ничтожествами.

Однако над будущим России и мира задумывались и в России… И порой задумывались даже люди, почти сидящие на троне и, во всяком случае, бывшие с царями на короткой и равной ноге… В 1893 году двадцатисемилетний кузен Александра III и дядя Николая II, великий князь Александр Михайлович — «дядя Сандро» впервые оказался в Америке. Он прибыл с официальным визитом — поблагодарить вторично избранного президентом Гровера Кливленда за помощь, оказанную России Соединёнными Штатами Америки во время сильного неурожая.

Что ж, за помощь — спасибо!

На молодого великого князя Соединённые Штаты произвели впечатление яркое, да и по праву. Работать в США умели… Впрочем, хотя это не очень известно, долгое время промышленную Америку поднимали руки не природных янки, а иммигрантов — итальянцев по преимуществу.

И великий князь писал:

«Однажды жаркой июльской ночью, проезжая по декорированной Пятой авеню в резиденцию Джона Астора и глядя на ряды освещённых домов, я внезапно ощутил зарождение новой эпохи.

Я думал о моём деде, дяде и двоюродном брате (Николае I, Александре II и Александре III. — С.К. ). Они управляли страной, которая была больше этой новой страны, наталкиваясь на те же самые проблемы, как громадное население Америки, заключающее в себе столько десятков национальностей и вероисповеданий, колоссальные расстояния между промышленными центрами и районами земледелия, требовавшие железнодорожных линий большого протяжения. Трудности, стоявшие перед американским правительством, были не меньше наших, но наш актив был больше. Россия имела золото, медь, уголь, железо, её почва, если бы удалось поднять урожайность русской земли, могла бы прокормить весь мир. Чего же не хватало России? Почему мы не могли следовать американскому примеру? Нам не было решительно никакого дела до Европы…

И тут же, в несколько минут, пока длилась моя прогулка в этот вечер, в голове моей созрел широчайший план американизации России».

Вот как мог думать (но — лишь думать ) даже русский великий князь… Он, правда, так и не додумался тогда до мысли о том, что Россию не надо «американизировать» для того, чтобы она мощно пошла вперёд. Её надо было просто «россиизировать», дав возможность развернуться лучшим силам России и лучшим качествам русского национального характера. В полной мере — впервые в русской истории в полной мере — это сделали не венценосные родственники августейшего мечтателя, а большевики Ленин и Сталин… Уже в эмиграции это понял и признал сам великий князь, написавший в 1932 году в конце своих мемуаров строки, глубоко задевшие мою душу:

«Любить мы должны Россию и народ русский. Эта любовь наша должна выразиться в стремлении понять новое мировоззрение русских людей… Мы должны найти в этом новом миросозерцании те стороны, которые и нами могут быть восприняты.

Принцип, проводимый в жизнь: «Работа каждого во имя блага государства» вполне приемлем для каждого из нас; он послужит тем звеном, которое нас, представителей старой России, соединит с людьми России новой…»

Ведь написав это в 1932 году о людях новой России, великий князь Александр Михайлович, дядя последнего российского императора, имел в виду людей ленинской Советской России, граждан сталинского СССР!

А в России его дяди, в России его двоюродного брата, как затем и в России его племянника кучка антинациональных ублюдков, глубоко равнодушных к судьбам их же взрастившей страны, раз за разом оказывалась способной в одночасье изменять геополитическую и историческую перспективу родины лишь ко всё худшему и трагическому… Кто-то в России понимал это уже тогда, кто-то понял позднее, а кто-то не понял этого и к началу XXI века.