Йоханан Петровский-Штерн - Евреи в русской армии: 1827—1914.

В самом начале военных действий Крестовский упоминает известных еврейских дельцов и поставщиков армии — Грегера, Когана, Варшавского, господ в высшей степени респектабельных, ответственных за снабжение войск провиантом. Он в деталях излагает, как Товарищество Грегера, Горвица и Когана снабжает армию, расположенную на том берегу Дуная, свежевыпеченным хлебом, крупой и фуражом. На улицах прифронтовой Зимницы агенты Товарищества — гражданские лица из евреев — разгуливают в офицерских фуражках, в сапогах со шпорами, а некоторые — и с саблей на боку. Крестовский снисходителен к их куражу. Наибольшее зло, на какое способны евреи, как, впрочем, и православные румыны, то, что все они обжуливают доверчивого русского солдата, покупающего у них съестное или меняющего деньги. Но и в этом случае Крестовский разводит руками: известное дело, война. Только в позднейшей сноске к тексту, никак не вписывающейся в репортаж, Крестовский выдает себя: он замечает, что иностранные журналисты из «Standard» или «Kolnische Zeitung», прикомандированные к войскам, могли запросто купить любую секретную информацию у агентов Товарищества Грегера, Горвица и Когана {886} . Но в своей знаменитой трилогии «Тамара Бендавид» Крестовский развернул эту мысль в нечто большее, превратив Товарищество в инструмент, созданный Западом для того, чтобы унизить Россию.

В трилогии «Тамара Бендавид» евреи прибрали к рукам все военные поставки на Балканах. Компания поставщиков — сплошь еврейская, подрядчики — все евреи, и даже все транспортные подводы в Болгарии и Румынии принадлежат евреям.

Крестовский позволяет себе какие угодно домыслы, чтобы доказать единственную мысль: евреи взялись накормить русскую армию во время Балканской кампании; отсюда — голод в окопах, желудочные эпидемии и огромные потери личного состава. Грегер, Горвиц и Коган представлены как своего рода «три знаменитых русско-еврейских патриота»: подкупом, интригами и обманом они склонили в свою пользу губернаторов, генералов и даже сенаторов, выиграв огромный контракт {887} . Товарищество, таким образом, получило исключительное право обирать армию {888} .

От презрительного снисхождения к евреям, характерного для раннего Крестовского, не осталось и следа: евреи в «Тамаре Бендавид» опасны и агрессивны. Еврейские погонщики, щеголявшие в Зимнице своими офицерскими фуражками, превратились в наглых и злобных эксплуататоров. Тем кавалерийским кнутом, что служил им предметом особого шика, они теперь хлещут русского извозчика, дабы «дершачь дишчиплину» {889} . Товарищество Грегера, Горвица и Когана, поставляло армии гнилой овес, провонявший хлеб, заплесневевшие сухари, разбавленный спирт; в довершение всего Товарищество обанкротилось и разорило тысячи крестьянских семейств {890} . Мало того, пока русская армия воевала на Балканах, там, в Петербурге, евреи развернули антирусскую пропаганду, организовали антиправительственный террор, скупили драгоценности, украденные у православной церкви, обокрали Общество кредита и русские банки. Крестовский подводит итог тирадой, которая на десятилетия вперед предопределила отношение русского консервативного мышления к евреям:

И вот тут-то, под Царьградом, впервые невольно призадумались о еврейском вопросе в России, даже те, кто о нем до сих пор никогда не думал. Тут впервые всем почувствовалось и сказалось остерегающее слово «жид идет!» — и этот «жид» казался страшнее всякой войны, всякой еврейской коалиции против России {891} .

После 1881 г. никакой симбиоз русской армии и русских евреев для Крестовского немыслим. Евреев следовало бы лишить даже права на русский патриотизм, поскольку настоящий патриотизм еврею неведом. Еврейские восторги по поводу русских военных побед — всего лишь раболепное и лицемерное желание подольститься к великодушному хозяину. Разумеется, русская военная кампания на Балканах представляла для евреев шестую финансовую выгоду, куш, который нужно было сорвать, иначе им не было бы дела до панславянского единства или до угнетенных славянских народов {892} . Крестовский одним из первых русских писателей и журналистов тщательно разработал «черную легенду» о взаимоотношениях евреев и армии. Благодаря его талантливому перу его читатели из военной среды легко усвоили мысль о том, что евреи — кровопийцы, лжепатриоты и враги русской армии. Подобно тому как с легкой руки Брафмана слово «кагал» вошло в русский обиход, точно так же благодаря Крестовскому слово «гешефт» (доходное предприятие) вошло в сознание русской консервативной среды со всеми соответствующими негативными коннотациями. В начале XX в. любой праворадикальный патриот пользовался этим словом как доказательством того, почему русский еврей не может быть толковым солдатом.

Либеральным современникам Крестовского было очевидно, что его обвинения вымышлены и беспочвенны, но они не осмеливались подвергнуть сомнению приговор, вынесенный Крестовским еврейским капиталистам, набившим себе карманы за счет русской армии {893} . Даже еврейским современникам обвинения Крестовского представлялись небезосновательными. Инвективы Крестовского нашли отзвук в военной среде, глубоко укоренились в мышлении военной бюрократии и вплоть до начала Первой мировой войны влияли на формирование общественного мнения. В чем же провинились еврейские поставщики и погонщики, что на них взвалили вину за все неудачи русской армии во время Балканской кампании — и даже дипломатические промахи послевоенного Берлинского конгресса?

В русско-еврейской историографии, как традиционной, так и новейшей, Русско-турецкая война 1877–1878 гг. нередко оказывается своеобразным водоразделом, после которого в русском обществе стремительно берут верх юдофобские настроения {894} . Чаще всего это связывается с дипломатической интригой Дизраэли и Берлинским конгрессом, перечеркнувшим результаты русской военной кампании. Гораздо меньше уделяется внимания внутренним причинам такого перелома. Об одной из них, связанной с деятельностью Товарищества по поставке продовольствия в действующую армию, и пойдет речь.

В первой половине XIX в. поставками продуктов заведовал Комиссариатский и провиантский департамент. Работал департамент из рук вон плохо, что особенно сказывалось на поставках продовольствия в армию во время военных кампаний. Изза бездарной организации продовольственных поставок в Турецкую войну 1828–1830 гг. в войсках разыгрались чума, цинга и лихорадка, от которых умерло 22 429 человек {895} . Во время Польской кампании 1830 г. департамент попытался ввести раскладку военного налога натурой. В результате действующая армия голодала. В Крымскую войну из-за неумения наладить транспортировку продовольствия к действующей в Севастополе армии войска питались «гнилыми сухарями с плесенью и червями», что привело к массовым желудочно-кишечным заболеваниям (из 7027 заболевших поносом умерло 43 %) {896} . Кроме того, и до и после преобразования департамента злоупотребления по комиссариатской части — проще говоря, воровство и торговля казенным имуществом — составляли важную особенность этой службы, не оставшуюся незамеченной даже в самых юбилейно-парадных изданиях Военного министерства {897} .