Чайна Мьевилль - Октябрь [litres]

Между тем Ленин больше не мог томиться. В очередной раз нарушив прямое указание ЦК, он надел пальто и оставил на столе записку хозяйке.

«Ушел туда, – говорилось в ней, – куда вы не хотели, чтобы я уходил».

В парике, потрепанной кепке и оборванной одежде, перевязав тряпицей щеку для грубой маскировки, он вышел на улицу в сопровождении своего финского товарища Эйно Рахья.

Они вместе проехали по Выборгской стороне в тряском почти пустом трамвае. Когда по случайным замечаниям Ленин понял, что вагоновожатая придерживается левых взглядов, он начал расспрашивать ее – и наставлять – о политической ситуации.

Они вышли рядом с Финляндским вокзалом и продолжили путь по опасным улицам пешком. В конце Шпалерной они наткнулись на разгоряченный лоялистский конный патруль. Рахья задержал дыхание.

Но юнкера увидели в Ленине лишь раздраженного больного пьяницу. Они отмахнулись от самого известного в мире революционера, освобождая путь. Когда Ленин и Рахья добрались до Смольного института, до полуночи было всего ничего.

На перекрестках стояли патрули. У входа в здание пулеметчики готовили орудия. В эту ночь старый институт был в боевой готовности. Шумно проезжали повозки. Костры освещали стены, настороженных солдат с холодными глазами и красногвардейцев.

Конечно, ни у Ленина, ни у Рахья не было пропусков. Охрана настойчиво отказывала им в проходе. Казалось, что после опасного пути все усилия сведет на нет чрезмерная ответственность их сторонников.

Но за ними начала сгущаться толпа, тоже требуя прохода. Она росла и росла, пока часовые не выдержали буйного напора и не отошли беспомощно в сторону. Ленин дал толпе унести себя и протолкнуть за периметр, через двор и сквозь двери Смольного, и пока 24 октября сменялось 25-м, он пробирался по коридорам к комнате № 36.

Партийное собрание большевиков уставилось на прервавшего их потрепанного призрака, разматывающего повязки на лице и призывающего взять власть.

Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов с готовностью принял новые, левого толка, предложения Дана, которые Керенский недавно отверг. Они казались лучшей возможностью для стабилизации ситуации. Левые меньшевики и даже меньшевики-центристы теперь торопились одобрить Комитет общественного спасения и подтвердить требования Предпарламента. Эти поздние часы были моментом единения левого крыла. На партийном собрании большинство левых эсеров проголосовало за объединение с меньшевиками-интернационалистами, за совместные действия ради исключительно социалистического правительства.

Но не только они торопили события. Независимо от ленинских увещеваний и его тайного ночного путешествия, логика столкновения неизбежно вела Военревком ко все более откровенно агрессивной позиции, к нападению, которого он так старался избежать. Но, конечно, появление Ленина в Смольном было важным, оно ускорило развитие событий.

Было за полночь. Примерно через два часа после прибытия Ленина находчивый комиссар Дзенис, чье возведение баррикад его товарищи еще недавно приняли без восторга, получил новый приказ от ВРК. Теперь ему велели укрепить кордон, который еще недавно он должен был уничтожить (но не подчинился приказу), и взять под контроль передвижения из и в Зимний дворец. Начался финальный переход к открытому восстанию.

Комиссар ВРК Михаил Файерман захватил электростанцию и в эту суровую морозную октябрьскую ночь отключил от сети правительственные здания. Комиссар Карл Кадлубовский занял Главный почтамт. Первая рота 6-го саперного батальона заняла Николаевский вокзал. За их передвижениями под луной, словно в страшной истории, следила статуя. «Громады домов походили на средневековые замки, саперов сопровождали тени великанов, – вспоминал один из участников, – при виде которых изумленно осаживала коня статуя предпоследнего императора».

Три утра. Керенский, всего несколько часов назад утверждавший, что справится с любым развитием событий, в безумии побежал обратно в Генштаб, но лишь чтобы услышать, как один за другим сдаются стратегически важные пункты. Мораль лоялистов падала. Худшее не заставило себя ждать.

В 3.30 мрачная фигура прорезала темные воды Невы. Мачты, провода, три надвигающиеся трубы, огромные нависающие орудия. Из ночной тьмы вышел крейсер «Аврора» и направился к сердцу столицы.

Крейсер долгое время ремонтировался на Невской верфи. Экипаж корабля состоял из убежденных радикалов: после начала столкновений они не подчинились приказу правительства выйти в море, опасаясь мели, и теперь они пришли по приказу ВРК. «Аврора» шла по коварной реке под тщательным присмотром: когда капитан корабля отказался как-либо участвовать в происходящем, матросы заперли его в каюте и взяли на себя управление судном. Но он не мог вынести мысли о том, что его прекрасному кораблю нанесут урон. Он умолял матросов выпустить его, чтобы он мог вести корабль. Именно он поставил корабль на якорь во тьме у Николаевского моста.

Прожектора «Авроры» прорезали мрак. Юнкера на Николаевском мосту, последнем мосту под контролем правительства, испугались яркого света. И разбежались.

Когда небольшой ударный отряд прибыл, чтобы отбить мост, оказалось, что его обороняют 200 матросов и рабочих.

Вооруженные отряды отправились из Финляндии к своим товарищам на поездах и кораблях. Больше красного Красному Петрограду. В комнате № 36 Смольного института Ленин собрал Троцкого, Сталина, Смилгу, Брезина, а также Каменева и Зиновьева. Их недавнее предательство больше не стоило внимания.

Люди суетились, приходили и уходили, приносили отчеты и получали приказы. Большевики склонились над картой, следя за фронтами атак. Ленин настоял, что необходимо занять Зимний дворец и арестовать Временное правительство. Теперь это, без сомнения, было восстание.

Ленин предложил товарищам представить перед Съездом Советов, который должен был открыться позже этим днем, полностью большевистское правительство. Но как назвать его участников?

– Министр, – сказал он, – подлое, затасканное слово.

– Что насчет народных комиссаров? – спросил Троцкий.

– Да, это хорошо, – ответил Ленин, – это пахнет революцией. – Так было посеяно зерно революционного правительства, Совета народных комиссаров, Совнаркома.

Ленин предложил Троцкому должность народного комиссара внутренних дел. Но тот предвидел, что за это его могут подвергнуть нападкам справа, как еврея.

– Кого волнуют такие мелочи? – огрызнулся Ленин.

– Еще много дураков осталось, – ответил Троцкий.

– Разве мы сотрудничаем с дураками?

– Иногда, – сказал Троцкий, – нужно делать некоторую скидку на глупость. Зачем с самого начала создавать дополнительные трудности?